Возврат на сайт     Начало форума       Настройки       Поиск по форуму  
Форумы на сайте Елена Яковлева On-Line > Посиделки > Отзывы о спектаклях > МУРЛИН МУРЛО - 300 СПЕКТАКЛЬ
Страниц (11): « Первая ... « 5 6 [7] 8 9 » | ... Последняя »  
Оценить эту тему:
 

Автор
Тема ОТВЕТИТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:
Уйди-уйди

АНЖЕЛИКА. Ну, хватит.
ЛЮДМИЛА. Ты как меня выставляешь перед человеком? Вечером увидите, Валентин Иванович, как тут светиться будет всё вокруг. Вы ещё немножко посидите и у вас голова заболит. Не болит пока?
ВАЛЕНТИН. Чуть-чуть заболела уже.
ЕВГЕНИЙ. А как же бабушка так чётко - до ста лет дожила?
ЛЮДМИЛА. Случайно. Из правила бывают исключения.
ЕВГЕНИЙ. Потому что она революционерка законсервированная! Стойкая! Чёткая!
ЛЮДМИЛА. Вы что-то сказали опять, Евгений?
ЕВГЕНИЙ. Нет. Шутка.
ЛЮДМИЛА. А-а. Шутка. Весной у всех такое обострение, у нас на автовокзале дура-ки - стадом ходят. Вот как собаки вокруг этой трубы на улицы - табун, стадо. Собаки ста-дом, дураки стадом. (Анжелика хлопнула Людмилу по спине.) Да что ты ко мне привязалась?
АНЖЕЛИКА. Дак комар если.
ВАЛЕНТИН. Я позволю себе в ванную, руки вымыть.
ЛЮДМИЛА. Ой, пожалуйста. Там полотенце незамаранное висит, найдёте?
Валентин пошёл на кухню. Заглянул во все углы, увидел бутыль с самогоном, улыбнулся, пошёл в ванную. Людмила и Анжелика молчат. Евгений взял сигарету из портсигара Валентина.
ЛЮДМИЛА. (Смотрит на Евгения.) Какой приятный человек, а? Очень, очень, очень...
ЕВГЕНИЙ. Американец этот из Краснодарского края - брачный аферист, за версту ви-дать. Он тут у вас жить хочет. Будьте осторожны. Надо портфель его проверить. Если там инструмент медицинский - точно. Я читал: они, аферюги, носят с собой марганцовку, и такое разное, чтоб сразу вымыться после этого.
ЛЮДМИЛА. (Улыбается.) И откуда только вы такой, Евгений, грамотный? Из какой деревни? То да потому, то да потому, толкует, толкует чего-то. Вот уеду от вас, живите.
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Поезжайте. Не держим. Нам даже лучше. Мы тут ремонт сдела-ем, жить будем.
ЛЮДМИЛА. Ремо-онт? (Улыбается.) Ты заметила, доченька? Он иной раз как скажет - будто член покажет. Где ты его выкопала, из какой помойки, а?
МОЛЧАНИЕ
ЕВГЕНИЙ. А?
ЛЮДМИЛА. (Тихо.) На два, сельпо. Я тебе клешни-то пообломаю. Поплохемши тебе, мальчик? А в рот тебе не надо потные ноги, нет?
ЕВГЕНИЙ. Чего?
ЛЮДМИЛА. Я говорю: кореш, мутату порешь. А через плечо не горячо? Орёл. Козёл. Сиди, не сявкай, хрумкай на халяву, скажи спасибо, что тебя с приличными людьми за один стол посадили, и молчи. Оно меня хоронит, оно тут командует, оно меня выселяет. Ты кто такое тут, жук-навозник? “Я у мамы вместо швабры”, женишок, козявка.
ЕВГЕНИЙ. (Бурчит.) Я что сказал? Я посоветовал. Я сказал - он аферюга, у него меди-цинский инструмент и марганцовка тама.
ЛЮДМИЛА. Тама?! По своим карманам пошарь, поищи марганцовку тама! Ишь, кол-хоз-навоз-крестьянство, тама! Уеду. Твари. Надоели. Уеду. А ты, Анжелка, из-под них говно вытаскивай, я не буду. Они тебе родные бабки - вот и занимайся, и клала я на вас с прибором. С кем хочешь, кого хочешь води, ремонтируй, делай - провалитесь!!!!
ЕВГЕНИЙ. Мне всё равно, только опасайтесь. Он самогонку как халкает. Отдел разви-тия, Кавказ. Лавровый бизнесмен. Барон цыганский. В жилетке, с кольцом.
ЛЮДМИЛА. Ноль внимания. Фунт презрения. Ясно?!
ЕВГЕНИЙ. Мне всё равно. Я предупредил. Я покурю ещё.
Евгений взял сигарету из портсигара, отодвинул диван со спящей Энгельсиной, вышел на бал-кон. Марксина спит, игрушку к себе прижимает. Снег с крыши летит, хлопает дверь подъез-да.
ЛЮДМИЛА. Крысёнок какой, деревня прыщавая, а? Одна извилина в башке - след от фуражки, а туда же. Будто бревном на стройке придавили. На халяву дорвался, курит и курит чужое, курит и курит, урод, ломом подпоясанный, надоел. А туда же -командовать! Водит и водит их, всё портянками провоняло. (Анжелика плачет.) Плачь, дура, плачь, плачь, идиотина, плачь, вы мне всю жизнь сломали, вся ваша святая троица, всё из-за вас! Из-под этой говно всю жизнь, с этой алкашкой мучаюсь, на тебя, дуру, всю жизнь робила, воспитывала и - что воспитала?! Я для себя не жила, а для вас всё, гадины, вы меня всю высосали, всю мою жизненную энергию! (Рыдает.)
АНЖЕЛИКА. Он жениться хочет.
ЛЮДМИЛА. Жениться?! Не смеши мои подмётки! Кому ты нужна, крокодилка, глянь в зеркало! Кому мы с тобой нужны?! Наши зелёные стенки нужны им! Дура! Правильно, ему месяц до дембеля, не хочет в деревню ехать, хвосты быкам крутить, он на нашу юрту рот разинул, тебя захомутать решил, а ты, дура?! Спасибо. Уеду. Зачем мне тут жить? Она принесёт в подоле, а я ещё и её выблядков воспитывай потом. А он, Валентин Иванович, хороший человек, я сразу вижу, и - пусть пьёт, не ваше дело, все пьют. Не пьянеет - значит: крепкий мужик. У, уродка, повякай ещё, я всю вашу команду поудушиваю, по-убиваю!!! И никто меня не посадит, потому что оправдают: в состоянии эффекта от вас я была, потому что у меня обострение началось с вами, ясно?!
Пришёл Валентин, что-то мурлыкает, сел. Людмила быстро вытерла слёзы, Анжелика то-же, улыбаются, молчат. Людмила ойкнула, сбегала на кухню, принесла пельмени, поставила на стол, села. Молчат. Слышно, как часы-будильник стучат, вода капает, мыши скребутся, дверь хлопает, снег с крыши летит, трамвай едет, оркестр играет на плацу... Пришёл Евге-ний, сел.
ВАЛЕНТИН. Напрасно много курите, молодой человек. Лучше выпейте.
ЕВГЕНИЙ. А, да, сенькью, чётко. (Смеётся.)
ЛЮДМИЛА. А, да. Да, да. (С улыбкой.) Ешьте Евгений. Так вот, Валентин Иванович. Продолжаю обрисовывать ситуацию. Пункт восемь или двадцать восемь уже? Живём у военного городка, район - Гнилые Выселки. Улицы тут вокруг: Далёкая, Окрайная, По-следняя, Огородная, Колхозная, Навозная - кошматерно! Другой раз думаю - стрелянули бы из городка этой установкой, “Градом” этим, - называется так, - стрелянули бы, чтобы всех нас накрыло разом, чтоб мне не хоронить поочередке всю эту коблу. Вот так - раз бы! - и нету нас. То есть, страшнее хоронить, чем самой помирать. Ещё солдапень эта во-круг. Мимо гаражей пройти женщине ночью нельзя - изнасилуют сразу. В самоволку уй-дут, бродят вокруг, девок развращают, а они - голодные.
ВАЛЕНТИН. Кто? Девки?
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Обе стороны. И те, и другие.
ЛЮДМИЛА. Вы бы ели, Евгений, а мы поговорим пока.
ЕВГЕНИЙ. Ну, разговаривайте. (Икнул.)
ВАЛЕНТИН. (Наелся, вытирает рот платком.) А ведь правда, трудно тут жить женщи-не. Трудно. (Встал, смотрит в окно.) А вы знаете, как интересно, вы посмотрите...
ЛЮДМИЛА. Да что мне смотреть, я это каждый день наблюдаю. Вы отойдите, вам там на лысинку капает...
ВАЛЕНТИН. А я вытрусь, у меня платочек... Интересно. Собак - стадо, спят на траве, спокойные. Бездомные, а на людей не бросаются. Да. А смотрите, на деревьях: они от во-ды розоватые такие, и капельки на них, как слёзы. И как не замерзают, не понимаю.
ЛЮДМИЛА. Что?
ВАЛЕНТИН. Я говорю, вот человека - облей водой и выпусти на улицу на ночь в мо-роз - помрет, а эти стоят и - ничего. А ведь они живые, как и человек, в них что-то такое внутри есть непонятное, что и в человеке, что-то, от чего они живут. А? (Пауза.) Вот, вы-шел в ванную, а уже испугался, страх просто пробрал всего. Не могу, когда нету кого ря-дом. Вот ведь болезнь какая. Фу-у, теперь надо успокаиваться долго.
ЛЮДМИЛА. Бедный, бедный, вы сядьте, выпейте вот. Дак вам обязательно надо пару, Валентин Иванович. Ну, понимаю - вы ещё меня не знаете предлагать, и так далее. Ой, мне бы только какой адрес, зацепиться, где пожить на первых порах. Но вот возьмите ме-ня хоть как квартирантку, я буду платить. Или домработницу. А потом - я уж сама.
ВАЛЕНТИН. (Смотрит в окно.) Это что за грохот?
ЛЮДМИЛА. Вот, град вдруг пошёл. То снег, то дождь, зараза два раза...
ВАЛЕНТИН. А вилы вы в доме зачем держите?
ЛЮДМИЛА. Чтоб они не заржавели. А что?
ВАЛЕНТИН. А по четвергам там женского дня не бывает? В армии служат и женщи-ны, кажется? Бывает ведь в столовых рыбный день, а тут, может...
ЛЮДМИЛА. Не знаю, не служила. (Пауза.) Вы так и не показали, что же у вас в порт-феле кроме фоток? Может, ещё что-то интересненькое есть, нет? (Евгений смеётся.)
ВАЛЕНТИН. Значит, нету женского дня?
ЛЮДМИЛА. Да вам зачем?
ВАЛЕНТИН. Так спросил.
ЛЮДМИЛА. (Анжелике.) Анжелочка, не грызи ногти.
АНЖЕЛИКА. Кто грызёт?
ВАЛЕНТИН. (Сел за стол.) Я вот анекдот расскажу.
ЛЮДМИЛА. Ой, давайте! (Хлопает в ладоши.) Давайте, только без картинок! У нас в семье это запрещается. Да, Анжелочка?
ВАЛЕНТИН. (Кашлянул.) Итак, два червяка вылезли на кучу, извините, “гэ”. Малень-кий червячок говорит: “Мама, тут солнце светит, деревья растут, красиво как, останемся тут!” А жирная червячиха ему: “Да, тут красиво, но мы сейчас полезем назад в “гэ”, пото-му что там - наша Родина!” (Смеётся.)
ЛЮДМИЛА. (Помолчала.) Всё?
ВАЛЕНТИН. Всё. Смешной анекдот. Я всем женщинам его предлагаю, так сказать. Это тест на юмор. Моя подруга жизни должна быть с юмором. А вы не поняли, нет?
Евгений хохочет, большой палец показывает Валентину.
ЛЮДМИЛА. Ну, не знаю. Не прошла я ваш тест. Мне слишком это больно, понимае-те? Я провожу параллель с нашей жизнью, и мне уже не смешно. Но я оценила ваш юмор. Что могу сказать: анекдот жизненный, есть в нём человеческий фактор.
ВАЛЕНТИН. А?
ЛЮДМИЛА. Я говорю, что в вас присутствует некий человеческий фактор. А это от-радно. То есть, что вы вежливый такой. (Поправила лямки.) А это повсеместно приятно. (Чихает.) И ваш рассказ о Кавказе - просто какой-то роман. (Евгений смеётся.) Что? Я что-то не то сказала?
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Нет, так. Чётко вы всё сказали.
ЭНГЕЛЬСИНА. (Поёт под пледом вдруг и громко.) “Я в осеннем лесу, пил березовый сок!!!! С ненаглядной певуньей в стогу ночевал...”
МОЛЧАНИЕ
ЛЮДМИЛА. Мама выпьет и поёт. Мама, проснулась? Иди на улку, на лавочку. (Пауза.) Видите, никого из дома выгнать не могу, всем интересно, человек приехал из другой жиз-ни. (Смеётся.) Бабушке сто лет сегодня. Это я уже говорила.
ЕВГЕНИЙ. Сто лет в обед! (Смеётся.) Вашздоровье! (Пьёт и закусывает.)
ЛЮДМИЛА. (Пауза.) Анжелочка, не грызи ногти. (Чихает.)
АНЖЕЛИКА. Да не грызу я, с чего ты взяла.
ЛЮДМИЛА. А-а, да, это не тебе, а маме надо было сказать.
ЭНГЕЛЬСИНА. (Села на кровати, поёт громко.) “... Что любил - не сберёг! Что хотел - потерял! Был я молод-удачлив! Но счастья - не зна-а-а-ал!..”


__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:17 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:
Re: Уйди-уйди

Энгельсина накрашена, ей на голове “химию” из остатков волос сделали. Она, как и Марксина, в очках с толстыми стёклами. Марксина уснула, спит, игрушку в руке зажала.
ЛЮДМИЛА. Выпила и хулиганит. Мама, не надо петь. (Улыбается Валентину.) Обост-рение. Угощайтесь. Выпьем за бабушку. За её столетний юбилей. (Выпили.) Бабушка, мы за тебя выпили, слышишь? Спит она. Ну, пусть спит.
ЭНГЕЛЬСИНА. (Поёт громко.) “Я в татарах, я в татарах, я в татарах родила-ась!..”
ЛЮДМИЛА. Да что “в татарах-то”? Растатарило тебя! Заело пластинку? Мамочка?!
ЭНГЕЛЬСИНА. (Поёт громко, качаясь из стороны в сторону.) “Я в татарах, я в татарах, я в татарах родила-ась! Я татару, я татару, я татару отдала-ась!!!!..”
ЛЮДМИЛА. Мамочка, не у Пронькиных, поди, а? Кушинькай лучше. Дочка у меня кесарёнок, папа наш как Гагарин... Это я уже говорила. Выпьем. (Выпили снова.) Итак, у вас семь комнат. А ещё что?
ВАЛЕНТИН. (Ест.) Тепло очень. Поля широкие. (Пауза.) Урожай - ужасно большой. Просто красота везде и во всём.
ЛЮДМИЛА. (Стукнула по столу кулаком.) Вот это я понимаю! А у нас два месяца хо-лод, остальное - зима. То снег, то град... Ну, за что им это всё, - погода и так далее. С ка-ким наслаждением и удовольствием я бы туда! Мне бы только зацепиться бы.
ЭНГЕЛЬСИНА. (Поёт.) “Нехотя-а-а-а-а вспомнишь и время-а-а-а-а былое-е-е-е!!!!!”
ЛЮДМИЛА. Да дайте же мне поговорить с человеком?! Они заснут сейчас. Или по телевизору кино пойдёт. (Чихает.) Аллергия. Я говорила, приношу прощение. У меня, Ва-лентин Иванович, очень простая фамилия. Ромашкина. Подарки на день рождения просто делать: подарить ромашки, коробку конфет “Букет” или килограмм шоколадных “Ромаш-ка”. И подарок есть. Людмила Ромашкина. Что это я говорила? Ещё минутку внимания, я забыла сказать! Про юмор! У нас с ним всё в порядке! (Смеётся.) Кому-то попадётся сча-стливый пельмень. Я в него монетку закатала. Не подавитесь. А то будет счастья, как по-перёк горла... Это такая шутка. Но у кого-то счастье будет... Ой, не знаю, счастье, да. Мо-жет, где-то и есть оно у кого. А мне кажется - ни у кого его нету. Это я уже говорила, ну да - ещё раз, не грех. А вот кольцо у вас, Валентин Иванович...
ВАЛЕНТИН. (Смеётся.) В ухе? Это мода такая. У нас все так ходят. Мода.
ЛЮДМИЛА. Понимаю. Кавказ. А у нас мода - только для молодых. А неправильно! И пожилым надо тоже модничать иногда.
ВАЛЕНТИН. Я молодой, мне сорок.
ЛЮДМИЛА. И мне тоже. И я молодая. Я вот модное платье купила. Он глазами как сверкает, да? Это я уже говорила. (Смеётся.) И правильно, что в ухо. Кольцо, в смысле. (Чихает.) Так, так? Я вас слушаю, ну? Я вас поняла, лысый, с кольцом...
ЭНГЕЛЬСИНА. (Поёт, широко разводя руки в стороны.) “Не такой уж горький я про-пойцццц-а-а! Чтоб тебя-а не видя-а уми-ре-е-еть!!!!”
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся, ест.) Баба Эля чётко надюдюнькалась!
ЛЮДМИЛА. Зачем вы, Евгений, сказали ей налить? Видите? Стыдно перед людьми. Иди на лавочку, мама! Не наливать ей. (Повернулась к Валентину. Поправила лямки, улыбает-ся.) Да, да, Валентин Иванович, я вас слушаю?
ЭНГЕЛЬСИНА. (Поёт громко.) “Помню я ещё молодушкой была! Красна Армия в по-ход куда-то шла! Вечерело! Я сидела у окна!..”
ЛЮДМИЛА. (Пауза.) Всё, мама? Можно, мы будем разговаривать?
ЭНГЕЛЬСИНА. Всё. Можно. Забыла я дальше. Забыла. (Вдруг - брык! - упала и уснула.)
ЕВГЕНИЙ. (Хохочет.) О, наклюкарилась, баба Эля, о, как - будто её убили!
ВАЛЕНТИН. Ну да. И вот я ушёл к другой. А с той было очень удобно. С первой. Ну и со второй в общем-то тоже, пока давала. В смысле - спали пока с ней. Э-э-э, вот. А та, дру-гая, каждое утро мне - свежую рубашечку, яичницу с помидорами, завтрак, обед и ужин. Главное - свежая рубашечка. Без этого я не могу. (Смеётся.) Это я уже говорил. И всё. За-были про это. Давайте, выпьем, забыли именинницу. (Громко.) Бабушка! Поздравляю! Жить стало лучше, жить стало веселее! Дело Ленина живёт и побеждает, ага?
Марксина проснулась, жмёт на игрушку. Все подняли стаканы, чокнулись, выпили.
ЛЮДМИЛА. Вы такой необычный, Валентин Иванович... Ой, пирог ещё, и салат... Доченька, помоги мне на кухне. Доченька моя, помощница растёт! (Идёт на кухню, виляя бёдрами, Анжелика поплелась следом.)
В комнате молчат. Капает вода в тазики.
ВАЛЕНТИН. (Шепотом, в лицо Евгению.) У мамочки походка типа “Я тебя умоляю!”, ага? А дочка - тоже хочет, нет, как она? (Хихикает, сморкается в большой цветастый пла-ток.) Я вот посоветую: надо сало кушать много, когда молодуха с тобой, и два стакана в день сметаны - и тогда всё работает - чётко! (Смеётся.)
ЕВГЕНИЙ. (Вдруг серьёзно.) Что?
ВАЛЕНТИН. (Чешет нос.) Я говорю, что знаю на собственном опыте это, хотел поде-литься с молодым поколением, чтобы...
ЕВГЕНИЙ. Что?
ВАЛЕНТИН. (Помолчал.) Ну, и как служба?
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Да в общем-то, всё чётко. (Евгений поманил Валентина к себе паль-цем, шепотом.) Я два года был без бабы, до неё. А ты цыганку пробовал?
ВАЛЕНТИН. (Помолчал.) Нет.
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Закурю?
ВАЛЕНТИН. Кури, то есть - курите, ну да...
ЕВГЕНИЙ. (Молчит, смотрит на воду.) Всё течёт, всё - из меня... Юмор! (Хохочет.)
Анжелика и Людмила на кухне налили из бутыля самогонку в графин, вернулись, поставили графин на стол, сели.
ВАЛЕНТИН. Так вот, дом оставлять нельзя. Уедешь, оставишь, он сразу носом - клюк! - в землю и всё. Хозяйка нужна.
ЕВГЕНИЙ. (Ржёт.) Мне счастливый пельмень попался!
Выплюнул в чашку пятак. Людмила хлопает в ладоши.
ЛЮДМИЛА. Поздравляем! Ой, поздравляем! Скромняга какой, зараза два раза, а вот счастье подфартило или подфартит ли, ну да, конечно, обязательно подфартит!
ЕВГЕНИЙ. (Улыбается.) Спасибо большое. Спасибо. Большое. Спасибо. Всё чётко.
ЭНГЕЛЬСИНА. (Поёт под пледом.) “Ромашки спрятались, поникли лютики-и-и...”
ЛЮДМИЛА. (Вздохнула.) Пусть она, как радио будто.
ВАЛЕНТИН. Только вот что я хотел сказать сразу. Самый главный тест теперь вам. Сразу хотел вас предупредить, что я в сексе приемлю все способы, кроме одного.
МОЛЧАНИЕ
ЛЮДМИЛА. (Улыбается.) Вы к чему это?
ВАЛЕНТИН. Ну, на всякий случай. Мало ли. Итак, все способы, кроме одного.
ЕВГЕНИЙ. Кроме какого?
ВАЛЕНТИН. Это я не могу сказать вам. Вы молодой, не поймете. Это я только не при всех скажу. А потом скажу, в постели, так сказать. Если она будет. Той женщине скажу, с которой будет. Предупрежу её. А вообще в постели я... чёткий, все мне говорят.
ЕВГЕНИЙ. Какого способа?
ВАЛЕНТИН. Нет, я не могу сказать.
ЕВГЕНИЙ. Какого?
ВАЛЕНТИН. Я не скажу всё равно.
ЕВГЕНИЙ. Какого?
ВАЛЕНТИН. Это женщина может знать. А вы не можете знать, я ей скажу, она взрос-лая, а вам - нет.
ЕВГЕНИЙ. Какого?!
ЛЮДМИЛА. Евгений, вас потеряют, ешьте, курите, идите гулять.
ЕВГЕНИЙ. Ну, скажите, какого? Вы же тест задали, вот и говорите? Ну?
ЛЮДМИЛА. Ну, он же не отстанет. Скажите. Если ему любопытно, в нём, может, присутствует человеческий фактор. Ну, что ж тут такого? У меня вот тоже есть недоста-ток. Я деруся.
ВАЛЕНТИН. В сексе?
ЛЮДМИЛА. В жизни.
ВАЛЕНТИН. Ну, это другое, а у меня - в сексе.
ЕВГЕНИЙ. Ах, так? Тут с нами не хотят разговаривать. Пошли отсюда, Анжелочка.
ВАЛЕНТИН. Постойте! Солдат, стой! Хорошо. Я недорассказал. Да. Я в постели неж-ный, люблю обниматься. Но я - не целуюсь, вот вам тайна. Раз вы так хотели узнать это. Не целуюсь и всё. Этот способ я в сексе не приемлю и все.
ЛЮДМИЛА. (Помолчала, улыбается.) Какой вы романтичный, Валентин Иванович, в вас чувствуется просто избыток человеческого фактора...
ЕВГЕНИЙ. Ну, загибон. (Смеётся.) Пошли, Анжелочка. Привет всем. С поцелуем.
Анжелика и Евгений встали, пошли в коридор, оттуда в комнату, заставленную мебелью. Идут по лабиринту между ящиков, чемоданов.
ЛЮДМИЛА. Видали? Уже сейчас взбрыкивает. А что будет, Валентин Иванович, если поженятся? Мне - смерть. Я задыхаюсь в этой атмосфере непонимания. (Чихает.) А ещё аллергия. Эти за стенкой пыхтят всю ночь, прости, Господи. Как с цепи сорвались, как весна началась. Капает. Мыши. Двухвостки. Комары. Радиация. Солдаты. Глина. Баня. Косяки. Обострение. Трамвай. Касса. Мама и бабушка, дочка и - этот... Ужас! (Плачет.)
Людмила и Валентин сидят за столом, негромко разговаривают. Марксина на игрушку жмёт, игрушка пищит. Анжелика и Евгений в комнате напротив, сидят на сундуке у окна. В этой комнате тоже есть балкон. Евгений семечки щелкает, кожуру от семечек в кулак выплёвыва-ет.
ЕВГЕНИЙ. Компашка: три сестры и дядя Ваня. Прямо уписон с ними, угар. Да кто этого гунявого целовать-то хочет, губки бантиком, тоже мне... Смесь татарина с кобылой. Скажи матери про него, обожгётся ведь, потом поздно будет локти кусать... Он поселиться сюда хочет. Нету у него дома, сидит, надоело по углам скитаться.
АНЖЕЛИКА. Да прямо что.
ЕВГЕНИЙ. Да криво что. Хочет. Это у него - как у рекламных агентов: фотки запаян-ные, товар свой показывает, а потрогать нельзя, пока не заплатишь, только смотри, лю-буйся. А потом купишь - а оно гнилое. (Смеётся.) Чего она окрысилась?
АНЖЕЛИКА. Не знаю я.
ЕВГЕНИЙ. Не знаю я. (Помолчали.) Я будто виноват в её делах. (Смеётся.) Тоже мне.
АНЖЕЛИКА. Ты скоро пойдёшь?
ЕВГЕНИЙ. Надоел? Или ждёшь кого?
АНЖЕЛИКА. Кого жду? Никого я не жду. Просто - потеряют тебя, правда.
ЕВГЕНИЙ. Ты как твоя мама. Не потеряют. (Достал из-за уха сигарету, закурил.) Значит, ты с ней не говорила?
АНЖЕЛИКА. Сказала, что ты - серьёзно, хочешь переехать... Что ещё надо было?
ЕВГЕНИЙ. Нет, всё правильно, я серьёзно, хочу переехать. Ну, не переехать, как этот, без угла который, а потому что у нас с тобой любовь, я тебя люблю, милая моя, солнце.
АНЖЕЛИКА. Да ладно ты.
ЕВГЕНИЙ. Чего?
АНЖЕЛИКА. Да ничего, так.
ЕВГЕНИЙ. Ты не веришь, что ли, моя милая, солнце?
АНЖЕЛИКА. Да сто раз говорили про это. Верю. Вот она уедет если, армию закон-чишь, переедешь и всё.
ЕВГЕНИЙ. Да куда она уедет? Он - аферюга.
АНЖЕЛИКА. Да мне всё равно. Надоело как всё. (Смотрит в окно.)


__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:18 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:
Re: Re: Уйди-уйди

ЕВГЕНИЙ. Не грусти, моя милая. Всё чётко. (Смеётся.) Крышу отремонтируем, у меня прапор-воровайка знакомый, привезёт шиферу из части, это все приданое ихнее выкинем, оно уже погнило, воняет, всё будет чётко. Бабки всё ждут замужа, ага? (Смеётся.) Будем чётко жить. Скажи мне, что я твой “милый”, “солнце”, ну?
АНЖЕЛИКА. Что ты всё смеёшься?
ЕВГЕНИЙ. Так. Весело. Хорошо всё, чётко, вот и смеюсь.
АНЖЕЛИКА. (Помолчала.) Мамкина знакомая одна уехала в Америку. Была нянечкой у американцев, они тут работали, они её с собой взяли, и она уже два года там, и носа сю-да не кажет. Везет людям. Вот и Серёги оба - в Америку, счастливые.
ЕВГЕНИЙ. А что нам Америка? Нам и тут можно сделать Америку. Цветы посадим на балконе, мышей потравим, отремонтируем всё, как надо, и на тебе - Америка!
АНЖЕЛИКА. А я бы куда-нибудь уехала бы. На Кавказ какой-нибудь или в Америку какую-нибудь, что ли?
ЕВГЕНИЙ. Ты к чему это?
АНЖЕЛИКА. Так. Уехала бы и всё.
ЕВГЕНИЙ. Ну, рассопатилась. С чего?
Анжелика смотрит в пол, хлюпает носом. Евгений проследил её взгляд, увидел ленточки бе-лые, которые болтаются у него над тапочками.
АНЖЕЛИКА. (Улыбается.) Что это за беленькие веревочки?
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Это кальсоны. Ты меня никогда в кальсонах не видела?
АНЖЕЛИКА. Без кальсонов видела. А в кальсонах нет. Ты же всё время бегом-бегом.
ЕВГЕНИЙ. Скоро будет медленно-медленно! (Смеётся.) Когда уже в армии трусы вве-дут, эти вот не сексуальные, с лямочками.
АНЖЕЛИКА. А?
ЕВГЕНИЙ. Не сексуальные, говорю. Мужик должен быть сексуальным, понимаешь?
АНЖЕЛИКА. (В окно.) А то.
ЕВГЕНИЙ. Кальсоны. Ага. Я, вроде “дембель”, мог бы и в трусах, а я - как “молодой”, в кальсонах. В них теплее. “Стариком” так хорошо быть, чётко вообще. А пока - в кальсо-нах. “Черпаки” носят тоже трусы. Летом говорят выдадут трусы всем, будет приказ по армии, чтобы все и зимой, и летом - носили трусы. И “салабоны”, и “черпаки”, и “стари-ки” - все в трусах чтобы ходили, только в трусах, исключительно все.
АНЖЕЛИКА. Слушай, чего ты про эти трусы завёлся, а? Больше сказать нечего?
ЕВГЕНИЙ. А про что сказать? Начинай ты, раз про трусы неинтересно, тоже мне.
АНЖЕЛИКА. Ну, не про трусы же говорить надо? Что-нибудь красивое такое бы. (Смотрит в окно.) Я вот всегда в детстве думала, что дым из печки - это облака. Окна по-чему как крест на всех домах? Рамы - как крест, а?
ЕВГЕНИЙ. Прямо что. (Лезет целоваться.) А тебе сколько в натуре, я всё не спрошу, а?
АНЖЕЛИКА. (Отвернулась.) Сто, как бабке. Отвали. Уйди уже. Спрашивает, главно, одно и тоже: нитки-иголки, то, да сё. Ну, иди, или сиди, или расскажи что-то.
ЕВГЕНИЙ. Что?
АНЖЕЛИКА. Ну хоть что-то. Про свою прежнюю жизнь расскажи. Про свою буду-щую. (Говорит: “Будующую”.) Расскажи, как мы жить будем, что делать будем. Ой, горе.
ЕВГЕНИЙ. Да что за горе-то? Разгорькалась прямо. Лучше ты скажи: у тебя много парней до меня было?
АНЖЕЛИКА. (Повернулась, смотрит Евгению в глаза.) Опять за рыбу деньги? Я тебе сказала: никого не было. И ты меня взял девушкой, сам знаешь.
ЕВГЕНИЙ. Откуда я знаю, девушка ты была или нет? Легли и поехало. (Смеётся.)
АНЖЕЛИКА. Вот, здрасьте. Ты ж говорил: ты большой специалист по женскому во-просу, что ты - ходок, что у тебя - море их было. Врал?
ЕВГЕНИЙ. Прямо что, море. Одна только была. Тоже в армии. Видишь, как я честно тебе? Там у нас на кухне работает одна тётка такая, средних лет. Она где-то тут живёт, и мы в наряд на ночь ходим как на кухню, так она со всеми спит. Видишь: я честно.
АНЖЕЛИКА. Ну и дальше?
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Ну, и дальше. Она всегда всем давала и даёт. А после встаёт, от-ряхается, красится и говорит: “Спасибо, мальчики, спасибо”. Ну, раз её никто не удовле-творяет, тут, в городе, она только солдатам нужна.
АНЖЕЛИКА. Вон как. И ты - с нею?
ЕВГЕНИЙ. Один раз. А потом только всё время с тобой. А что? Я честно сказал - раз, а потом это же так, для организма, это же не всерьёз - два.
АНЖЕЛИКА. Для организма?
ЕВГЕНИЙ. Для организама. (Пауза.) Дак у тебя были до меня?
АНЖЕЛИКА. Иди, а? Организма. Каких-то старух по кухням собирает. Сам взял меня девушкой, а теперь... Ведь видел? Простынь была в крови, я ж показала спецом?
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) А я знаю, почему она в крови была?
АНЖЕЛИКА. Ну, спроси у кого-то, кто знает. И всё. Иди.
ЕВГЕНИЙ. Ты чего, приревновала, что ли? Ну, что ты сегодня дерьгаесся?
АНЖЕЛИКА. Иди, устала, “дерьгаесся”.
ЕВГЕНИЙ. А играть не будем? Давай, дверь закроем и поиграем быстренько, а?
АНЖЕЛИКА. Ну, прямо что. В другой раз. У меня - “больные дни”.
ЕВГЕНИЙ. А это чего такое?
АНЖЕЛИКА. Не знаешь? Ну, спроси у кого-то, кто знает, а я тебе не медицинское училище. Бессовестный ты. Вот как заговорил, видишь? Говорит: не видел простынь, бес-совестный. Сам со старухами. (Заплакала.) Насмотрелась я на девушек, что вокруг живут. Вот так же вот их обманывали. (Говорит: “Обманывали”.) А потом - кидали.
ЕВГЕНИЙ. Я серьезно. И ты напрасно... Поженимся, да.
На балконе солдаты чистят снег, один солдат заглядывает в окно, стучит по губам пальца-ми.
АНЖЕЛИКА. Чего он?
ЕВГЕНИЙ. Закурить просит. Нету! (Евгений встал, задернул штору.) Ну, давай, а, быст-ренько?
АНЖЕЛИКА. Сказала - нельзя мне! Иди. Тебя в части потеряют.
ЕВГЕНИЙ. Ты чёткая девочка. У тебя так губки напухают, когда ты расстраиваешься, прям я торчу... (Расстёгивает штаны.) Давай, быстренько, ну? Ну, дай помацать, а? Ну, я намякиваю тебе насчёт этого самого, не поняла, нет?
АНЖЕЛИКА. Да не буду я. Ступай, а? Ну, иди, а? Иди. А то прямо что все удовольст-вия ему - поел, попил, теперь давай быстро ему ещё чего сделай. Иди.
ЕВГЕНИЙ. (Молчит.) Зачем ты так жестоко, милая солнце, со мной? (Застегнул шта-ны.) Да ладно, пойду. Только вы гоните этого. Мать-то ведь пройда у тебя, видит всех...
АНЖЕЛИКА. Видит. Иди.
ЕВГЕНИЙ. Пойду. (Пауза.) На КПП сегодня наши ребята дежурят, я там оставил “гра-жданку” свою у них, я притащу её тебе сюда, тут много барахла, пусть лежит, а? Я сбегаю быстро, принесу? Ну, чтоб ты не думала, что я непостоянный или другую девушку найду. Нет. Не найду. Любовь до гроба, милая радость, солнце. В самоволку ходить, “гражданка”, чтоб патрули не докапывались, а? Принесу? А то в “каптерке” найдут, придерутся. Милая моя! Я мечтаю, как скоро сниму с себя эту фигню и мы пройдемся с тобой по улицам, что-бы всё у нас было бы - чётко. Можно? Тут так много всего, мой портфельчик не помеша-ется. Можно? Чтоб уж, начать, так сказать, а?
АНЖЕЛИКА. Чего начать?
ЕВГЕНИЙ. Ну, нашу совместную жизнь.
АНЖЕЛИКА. Ну, тащи, чего скажешь-то? Тащи. О, горе.
ЕВГЕНИЙ. Да что, что?! Смотри, я какой: я ведь не принёс без спроса, спросил - теперь принесу. Там у меня трусы есть, кстати.
АНЖЕЛИКА. Ну и чего?
ЕВГЕНИЙ. Ну, ты же говорила, что тебе чётко, когда я в трусах. Для меня желание дамы - закон! (Смеётся.)
АНЖЕЛИКА. (Вздохнула.) Опять смеётся чего-то. Тебе зубы надо чистить чаще, раз ты так смеёшься много, а то они у тебя нечистые.
ЕВГЕНИЙ. Понял. Конечно, буду, милая. Чаще буду, дорогая. У меня там и зубная щётка есть. В портфельчике. Трусы, и зубная щётка, и гражданка.
АНЖЕЛИКА. Тащи сюда свои трусы.
ЕВГЕНИЙ. Я пойду. Пойду - туда и назад. Быстро. Я в “самоволке”, мне к отбою надо в казарму. Вечерняя поверка.
АНЖЕЛИКА. Давай. Я устала сильно, спать лягу хоть потом.
ЕВГЕНИЙ. Да, да, у тебя “больные дни”. Ты меня прости, милая, но ещё проблема од-на, да? Ребята у меня просили пузырёк, отметить, праздник. Ты мне отольёшь оттуда не-много, да? Чтобы только мама не знала, да, радость моя? Они мне все в роте так завидуют, что у меня девушка в городе есть. С хатой, чёткая такая! Отольёшь?
АНЖЕЛИКА. Да отолью. Иди. Придёшь - дам. Иди, а?
ЕВГЕНИЙ. Я быстро! Радость моя! Солнце! (Вышел в коридор, надел шинель, сапоги.) Я тебя даже не поцелую, раз у тебя “больные дни”, ага?
Потряс руку Анжелике. Ушел. Она стоит у дверей, молчит.
АНЖЕЛИКА. (Бормочет.) Как ты меня заколебал: милая, солнце, радость, говнюк та-кой...
Зашла в комнату, где стоят вещи, достала из-под кровати бинокль, смотрит в сторону бани.
Людмила и Валентин сидят за столом. Молчат. Людмила слёзы вытирает.
ЛЮДМИЛА.... А вокруг городка и нас - эти домики деревянные: цыганский посёлок. Цыганки не живут в благоустроенных домах, а только в таких, потому что они громко разговаривают и их слышно сквозь стены. Да. Вот они и живут тут. Весь криминалитет собрался. Оружием торгуют, по-моему. А цыганки - наркотиками и самогоном. Как жить, Валентин Иванович? Простите, что жалуюсь. Мне бы вот с кем сговориться, чтобы отой-ти, в мир иной, так сказать. Я уеду, что ж я себя в гроб кладу? Тише, все, бабушка, молчи, мама тоже! Они спят, забыла. Валентин Иванович, посоветуйте, а?
ВАЛЕНТИН. Что сказать? Тут проблема во мне, с этой болезнью. То есть, мне надо, чтобы моя женщина была бы всегда со мной рядом. Я ведь со своей болезнью даже в больничке лежал. Грубо выражаясь - в дурке.
ЛЮДМИЛА. (Улыбается.) Ну и что? Да сейчас кругом одни дураки, всех в дурку надо.
ВАЛЕНТИН. Как-то всё равно, неполноценный, что ли.
ЛЮДМИЛА. Да ну, Валентин Иванович, не болтайте. Здоровый, красивый мужчина, по вам все женщины сохнут, а вы такие вещи говорите.
ВАЛЕНТИН. Насмотрелся там, в больнице. Всем уколов понаставят, чтоб спали, а они все - просто вповалку друг с другом секс устраивают, содомия какая-то и Гоморра.
ЛЮДМИЛА. Бедный, натерпелись вы, а?
ВАЛЕНТИН. И ещё. Я очень боюсь умирать. Знаете, думаю: как было бы хорошо, если бы наш день смерти был бы определен...
ЛЮДМИЛА. (Улыбается.) Какие-то вы странные вещи говорите, Валентин Иванович...


__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:19 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:
Уйди-уйди

ВАЛЕНТИН. Нет, я серьёзно. Да, чтобы мы знали: ага, завтра-послезавтра уже поми-рать. Вот родился, к примеру, а в роддоме мамка моя лежит и беседует с другими женщи-нами: “Да, мне повезло, мой до восьмидесяти, а ваш?” “А мой скоро помрет, в двадцать лет.” “Ну, плохо, да что поделаешь,” - и вот обсуждают и никто не думает, что это плохо, а что это нормально, что так должно быть и никак иначе, и так живут, и ждут дня своей смерти, спокойно ждут, готовятся и никто не думает, что она придет раньше. Паспорт вы-дают - а там написано, когда помирать.
ЛЮДМИЛА. (Улыбается.) Какой вы романтичный, необычный, Валентин Иванович, я таких людей просто никогда в жизни не встречала...
Молчат. Валентин погладил Людмилу по руке. Она смотрит ему в глаза, улыбается.
В тазики капает вода. Возня, писк: то ли на крыше, то ли под полом. Солдаты снег с крыши бросают, один залез на балкон, лопатой снег чистит, смотрит на Валентину и Людмилу, кри-чит:
СОЛДАТ. Закурить не найдется?
ЛЮДМИЛА. Некурящие спортсмены тут живут! (Захлопнула форточку, задернула штору на окне.) Дала бы вам закурить. Гроздьями, кистями на деревьях висят, коты, скоты.
ВАЛЕНТИН. Я с вашего позволения - в туалет на секундулечку...
Людмила сидит за столом, Валентин пошёл по коридору. Анжелика вышла из другой комна-ты. Столкнулась в коридоре с Валентином. Молчат, смотрят друг другу в глаза. Валентин вдруг хмыкнул, прижал Анжелику к стенке, полез под юбку, принялся её тискать, целовать. Анжелика хихикает, ойкает, но не сопротивляется.
Людмила собрала посуду со стола, пошла на кухню, видит Валентина и Анжелику.
МОЛЧАНИЕ
Людмила кинула посуду на пол, развернулась, пошла в комнату, взяла портфель Валентина, роется в нём. Валентин и Анжелика бегут в комнату.
ЛЮДМИЛА. Где у тебя марганцовка тут?
ВАЛЕНТИН. Что?
ЛЮДМИЛА. Марганцовка где, где?! Где медицинский инструмент?!
ВАЛЕНТИН. Какой инструмент? Стойте, я объясню!
Людмила отдёрнула штору, отодвинула диван, на котором спит Энгельсина, вышла на бал-кон, открывает портфель, вытряхивает его содержимое на деревья. Из портфеля летят трусы, носки, повисли на сломанных ветках березы у окна.
ЛЮДМИЛА. (Бормочет.) Да японский твой городовой, да ети вашу маховку, да едрит твою налево и направо, да распроетитвою, да распроедритвою!!! Да то, да потому, да сколько же, ну, исключительно мне всё, всё мне, а?! Ну вот, вот, вот, я же говорила!
АНЖЕЛИКА. (Кричит.) Мама, не бей меня! Бабушки, вставайте, мама опять начинает! Он виноват, он!
ВАЛЕНТИН. (Причёсывает волосы.) Вы сами, неправда, она захотела этот способ секса, что вы сделали, там мои трусы, носки, бумаги отдела развития, пресс-релизы...
Людмила взяла пылесос, включила, стала комаров со стен собирать. Бросила пылесос. Сняла, не стесняясь, платье, надела халат, пошла в ванную, смывает косметику. Старухи спят.
ЛЮДМИЛА. Всё мыло мыши съели. Умыться нечем...
АНЖЕЛИКА. Это он, я тут не при чём!
ЛЮДМИЛА. (Прибежала в комнату, выскочила на балкон, кричит.) Тут живёт блядь, идите все сюда, скорее!
Валентин тянет её за руку с балкона в комнату.
ВАЛЕНТИН. Вы простудитесь, там солдаты, не мешайте им, они в наряде...
ЛЮДМИЛА. Люди!!! Тут живёт блядь!
АНЖЕЛИКА. Мама, не бей меня!
ЛЮДМИЛА. Я его на секунду оставила, а он? А она?! Взасос с ней целоваться. Да? Это что за блядешка такая выросла, а, мама, баба, посмотрите, как вы её воспитывали, чему, почему, ну? Это что за потаскушка выросла, а?! (Марксина и Энгельсина спят.)
АНЖЕЛИКА. Я не виновата, это он, не бей меня!
ЛЮДМИЛА. Я гляжу, доченька, ты без пиздюлей каждый день, как без пряников... Я ж его хотела, я же с ним хотела...
ВАЛЕНТИН. Я только поцеловал её. Я ведь понял ваши намерения и поцеловал её, как отец целует дочь. И всё. Будущую дочь. Так что мы с вами - как договаривались, да? На Кавказ, нет? Я вам делаю в присутствии вашей мамы, бабушки и дочки - официальное предложение... Подумайте, я ведь всё-таки в отделе развития...
ЛЮДМИЛА. Отстёгивай, отдел развития, зубы заговорил, доразвивался! Дура я! Я ж таких, как он, пачками вижу каждый день у кассы, я же их распознаю, как я польстилась, зачем я его кормила, сколько он сожрал, зачем, почему, отчего?!
ВАЛЕНТИН. Слушай, Люда, сядь, мы спокойно поговорим, обсудим...
ЛЮДМИЛА. Люда?! Я тебе покажу сейчас Люду, Валя! Я тебе такую Люду сейчас по-кажу, что ты на всю жизнь запомнишь, что я - Людмила Петровна, а фамилия у меня - Ромашкина!
Взяла тазик с водой, вылила на Валентина. Валентин вопит, Анжелика тоже. Спрятались за дверь в той комнате, где мебель. Орут из-за двери. Звонок в прихожей, Людмила кинулась к двери, открыла. На пороге - Евгений, запыхался.
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Извиняюсь. Я к Анжелке вот. Я гражданку принес. Портфель-чик вот. Анжелка разрешила.
АНЖЕЛИКА. (За дверью.) Разрешила, да, мама, разрешила, не бей его, мама, успокой-ся, Евгений убегай скорее, она убьёт!!!!
ЛЮДМИЛА. Разрешила она тебе? Слушай, все с портфелями ходят, такие все стали деловые, а? У тебя там тоже марганцовка, нет? Смеёшься всё? Теперь я смеяться буду! Послушай, я тебе расскажу сказку про Красную Шапочку, она выросла и круче Волка ста-ла, она такая стала, вот какая она стала! Кушает, хрумкает всех подряд!
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Всё чётко, я понял сказочку, я - гражданку принёс...
ЛЮДМИЛА. Понял сказочку? Ну, смейся, а я дальше расскажу...
АНЖЕЛИКА. (За дверью.) Женечка, Женьшеньчик, уйди отсюда, уйди сюда, она убить может... (Выскочила в коридор, оттолкнула Людмилу, вдёрнула Евгения в комнату, втроём дер-жат дверь.)
ЛЮДМИЛА. (Визжит, колотит в дверь ногами.) Женьшеньчик, слушай сказочку даль-ше: ей двадцать три, а не восемнадцать, гулять начала с четырнадцати, а последний раз я её застукала с моим последним мужем! Ведь блядь - она блядь во всём, у неё рамок нет, человеческого фактора - тоже! Понимэ?! Вот точно так же застукала её, как только что с этим, который говорил: в сексе не приемлю кой-чего! Врёт! Приемлет! Практикует!
ЕВГЕНИЙ. Да в чём дело-то?
ЛЮДМИЛА. А позавчера этот самый мой последний муж сюда пришел, и устроил битву! Просто так, на память! Женьшеньчик, смейся теперь!
АНЖЕЛИКА. Закрой рот, вчерашнее харево остынет!
ЛЮДМИЛА. Слыхали, нет, как умеет девочка-школьница? Женьшеньчик, я их только что застукала - запрещённый метод в сексе испробовали! Понимэ, нет?!
ВАЛЕНТИН. (Кричит.) А вы самогон гоните, вот так!
ЕВГЕНИЙ. (Евгений открыл дверь, вышел в коридор.) С кем кто целовался? Кто, как?
ЛЮДМИЛА. Задом кряк! А вот так! Она взасос целовалась - с этим!
ЕВГЕНИЙ. С кем?
ЛЮДМИЛА. С этим мышиным жеребчиком, с окольцованным, околдованным!
АНЖЕЛИКА. Женьшеньчик, тут мышка бежала, и я за него спряталась просто напро-сто, прижалась, потому что страшно, потому что...
ЛЮДМИЛА. Мышка?! Нет, крысы, крыски, двухвостки, змеюги тут у нас водятся!
ЕВГЕНИЙ. Милая моя, это неправда?
ЛЮДМИЛА. Правда! Потому что пишется “Ливерпуль”, а читается “Манчестер”!
АНЖЕЛИКА. Ну что ты разоралась, не позорься!
ЛЮДМИЛА. Ты - на мать так?! Ты забыла, что я кулаком быка с ног валю?! Ну, сей-час - успевайте ловить мгновение! Я вскипела. Против русской монтировки не помогут тренировки! Все, кто хотел сюда переехать, тут помрут сейчас! Мёртвые не потеют!!! Двое из ларца, одинаковых с яйца: я говорила вам, что употребляю один способ в жизни - деруся, убиваю всех?! Получайте! Атас, сюда бежит матрас!!! (Людмила схватила Евгения за волосы, тащит в коридор, Евгений вопит.) Поубиваю!!!! Убью!!!!! Поубиваю-у! (Анжелика визжит за дверью, Валентин тоже, вырвали Евгения, втащили к себе, держат дверь. Людмила колотит в дверь ногами.) Откройте, я вас поубиваю!
ЕВГЕНИЙ. Она ударила солдата! Она ударила российского солдата! Она на “дембеля” руку подняла! Я сейчас сюда роту подниму! Это правда, Анжела?!
АНЖЕЛИКА. (Плачет, визжит) Он поцеловал меня как дочь!
ВАЛЕНТИН. (За дверью.) Я её - как дочь!
ЛЮДМИЛА. Понял, Красная армия? Он её как дочь у меня под боком пежить собрал-ся. Хорошо, ага? А-а-а-а-а!!!!
Людмила побежала в комнату, схватила вилы, бежит в коридор, колет дверь. Бросилась на-зад в комнату, хватает картошку, банки с рассадой, кидает в Евгения, Валентина, которые пытаются в приоткрытую дверь что-то сказать.
Входная дверь отворилась, на пороге два высоких плечистых парня, в коже - куртки, штаны - с ног до головы, в тёмных очках. Улыбаются. У одного в руке чемодан, у другого - магнитофон.
СЕРЁГА ПЕРВЫЙ. Привет, жмурики. Воюете? Пируете как всегда? А мы поехали.
СЕРЁГА ВТОРОЙ. Ой, здравствуйте, мужчины! А мы кони двигаем от вас! Чао, бам-бины! Давайте, стол сюда, в коридор, гулеванить, отходную, дембельскую праздновать!
СЕРЁГА ПЕРВЫЙ. Быстрей, кончайте драться, у нас времени в обрез! Нам ещё пё-рышки почистить, собраться! Так что, простимся по-людски и быстро! (Хохочет.)
СЕРЁГА ВТОРОЙ. Ну?! Прощайте, однодырошники, русский народ! Поехали, погна-ли! Короче, Склифософский! Блиньк, блиньк! - глазками! Чего блинькаете? Стол сюда, скорее, ну?!
СЕРЁГА ПЕРВЫЙ. Ой, мама! Америка, мир в клеточку, опупеоз! Мы жратвы, выпи-вона, закусона - море принесли! Погнали, жмурики!!!
Хохочут. Серёга Первый включил магнитофон, орёт музыка. Серёга Второй открыл бутылку шампанского, она выстрелила в потолок пробкой. Вываливают из чемодана на пол коридора кучу пакетов, свёртков, еду в разноцветной упаковке, выставляют дорогие бутылки с вином и водкой.
Людмила застыла с вилами в руках. Анжелика, Евгений, Валентин выглядывают в дверь. Эн-гельсина проснулась, включила телевизор на всю громкость, орёт “Санта-Барбара”. Маркси-на игрушку в руках мнёт, игрушка пищит. Энгельсина смотрит телевизор и поёт:
ЭНГЕЛЬСИНА. “Главное, ребята, сердцем не стареть! Песню, что придумали - до конца допеть!!!!”
Вода с крыши в тазики капает. Людмила села на стул, плачет. Орёт музыка, парни танцуют, носятся по квартире, тряпьё в чемоданы скидывают.
ТЕМНОТА
ЗАНАВЕС


__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:20 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:
Re: Уйди-уйди

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Поздний вечер. Тихо стало. Напились, надрались, наорались - уснул весь дом. Только собаки выть стали, да солдаты в бане наяривают себя вехотками, моются, смеются, по бане бега-ют. В квартире перестало капать с потолка. И мыши не шевелятся почему-то, тихо.
Людмила сидит на диване, гладит спящую Энгельсину, в окно смотрит, слёзы вытирает. Марксина не спит, игрушку в руке зажала, смотрит в темноту широко открытыми глазами, что-то тихо бормочет. Валентин спит на раскладушке на кухне - там темно. Двери в кори-дор из всех комнат открыты, в ту комнату, где квартиранты были - тоже. Видны следы по-спешного отъезда: на полу бумага, разноцветные пакеты валяются. Свет горит только в ко-ридоре, освещает стол, который вытащили из комнаты. На столе - остатки пиршества, грязные тарелки. Вокруг стола - разбросанные стулья, пустые бутылки.
Анжелика и Евгений в той комнате, где вещи, сидят на сундуке, в темноте. На полу - графин с самогоном, тарелка с едой.
АНЖЕЛИКА. (Улыбается, смотрит в тёмное окно.) Хорошие были парни. Жалко их. Я с ними болтала, курила на кухне и в подъезде. Такие смешные. Уехали. Америка! А чего? Они там потанцуют и долларов заработают, и будут жить.
ЕВГЕНИЙ. Ты ещё и куришь? Ну, чётко!
АНЖЕЛИКА. Я ещё и курю. Тебе-то что? Ступай в свою роту уже. (Наливает, пьёт.)
ЕВГЕНИЙ. Постой. Давай, заново, с начала.
АНЖЕЛИКА. (Хохочет.) Да прямо что. Нужен ты. Такого добра - найдём.
ЕВГЕНИЙ. Ишь, как заговорила. Я к тебе со всей любовью, а ты?
АНЖЕЛИКА. (Смотрит в окно.) Какие хорошие были. Два Серёги. Оба с кольцами. Я ему говорю: “Серёга, а чего это у тебя кольцо?” А он страшные глаза сделал, смеётся и говорит: “У меня не кольцо, а серёжка! В честь моего друга Серёжки у меня серёжка! По-тому что мой друг Серёжка помер, и, если кто слово скажет - тот пойдёт к Серёжке на не-бо, вот так!” (Хохочет.) И всё переживал, что у них в комнате окна не на солдатскую баню выходят! Смешные были. Жалко. Америка, да. Какие хорошие, а?
ЕВГЕНИЙ. Они пидерштейны. Пидерштейны везде своё чётко заработают. Мафия “голубая” кругом, я знаю, по телевизору много раз говорили - мафия. Ноги бы им пообры-вать, вот! Хотел я им сразу в рожу дать, да потом передумал, ладно - думаю.
АНЖЕЛИКА. (Вздохнула.) Дурак же ты. Какой ты дурак, а? Почему такой дурак на све-те живёт? И трус. Ты же всё жрал, что они притащили, всё пил, а теперь... Ты же с ними сидел в обнимку, пил на прощание, разговаривал, спорил, кто лучше - баба или мужик, а теперь вдруг - на? Ну, человек, а? (Смеётся.)
ЕВГЕНИЙ. Я с ними говорил, потому что мне надо было выпы-ты-тать.
АНЖЕЛИКА. Да чего выпы-ты-тать-то?
ЕВГЕНИЙ. А может, они - наймиты капитала. Они - шпионы американские и хотят секреты про наш городок про военный увезти с собой в Америку, про установку “Град” про мою, поняла?
АНЖЕЛИКА. (Смеётся.) Да прямо что. Да кому твоя установка “Град” нужна? Задни-цу подтереть разве что.
ЕВГЕНИЙ. Нужна! Всем нужна! Тебе тоже не скажу. Ты тоже, может, шпионка, шпи-онша, вот так, да! Казачок-то засланный, так, нет? Конечно!
АНЖЕЛИКА. Трусятина ты. Ты только за глаза можешь тявкать.
ЕВГЕНИЙ. Кто - я? Я?!
АНЖЕЛИКА. Ты. Смесь шакала с зайцем ты.
ЕВГЕНИЙ. Мы ещё чётко с тобой потом поговорим на эту тему.
АНЖЕЛИКА. Поговорим, ага. Думаешь, боюсь тебя? Прямо что. Я тут таких видела-перевидела, Женьшеньчик, не тебе чета.
ЕВГЕНИЙ. Пьяная стала.
АНЖЕЛИКА. Пьяная, да соображаю. И имей в виду: я мамкина дочка, вся в неё, гены у меня от неё, так что - рука у меня тяжелая, характер ндравный, смотри! (Смеётся.)
ЕВГЕНИЙ. Чего ты всё смеёшься?
АНЖЕЛИКА. А чтоб ты спросил.
ЕВГЕНИЙ. Чего смеёшься, говорю?!
АНЖЕЛИКА. Чего? А того, что много у нас диковин, каждый бамбук - Бетховен.
ЕВГЕНИЙ. Отвечай, сказал?!
АНЖЕЛИКА. (Смеётся.) “Нищё не знаю, технищкой работаю!”
ЕВГЕНИЙ. (Помолчал.) Она дура, твоя мать, поняла? Дура набитая!
АНЖЕЛИКА. Ты ещё раз пискни на мою мамку, я тебе бошку скручу. Первое преду-преждение сделала. Ты мою мамку не знаешь, про нашу жизнь ничего знать тоже не мо-жешь, про всё, что с нами было - тоже, так что - убейся веником, Женьшеньчик.
ЕВГЕНИЙ. Она же тебя бьёт.
АНЖЕЛИКА. Пусть бьёт. Заработала.
Курит, пьёт. Достала из-под кровати бинокль, смотрит в сторону бани. Евгений пьяно мота-ет головой, стучит кулаком по колену.
ЕВГЕНИЙ. Ты что делаешь?
АНЖЕЛИКА. Я же шпионка. Я высматриваю военные тайны, в бане они все - видны сразу, все - нагишом! (Хохочет.) А что, ничего, глянь, есть кое-что тайное, любопытное, интересненькое, о, вот этот какой хорошенький, а? Это грузин, что ли? Вот это установка “Град”, так “Град”! Какой-то новый, я его не знаю... Ну-ка, посмотри, скажешь мне, как его зовут, может - ты его знаешь? Надо его закадрить, а?! (Смеётся.) Ну, ты какой-то не такой, пипку трогаешь рукой! (Умирает со смеху, смотрит в бинокль.) Ну, на, посмотри, а? Не хочешь?
ЕВГЕНИЙ. Сама смотри.
АНЖЕЛИКА. Я и смотрю. Каждый вечер, как на службу.
ЕВГЕНИЙ. Жертву выслеживаешь, шпионша?
АНЖЕЛИКА. Ага. Жертву. (Смеётся.)
ЕВГЕНИЙ. А ну хватит, перестала быстро!
АНЖЕЛИКА. Сейчас, для тебя, шкварка, расстаралася.
ЕВГЕНИЙ. Не стыдно тебе?
АНЖЕЛИКА. Не парь мне мозги. (Смеётся.)
ЕВГЕНИЙ. Бесстыжая. Как скрывалась, когда дружили. А оказалось: она и с этим - взасос, и туда - смотрит, и с американскими шпионами, с пидерштейнами - дружила, всё про них знала, а молчала, матери не говорила.
АНЖЕЛИКА. (Хохочет.) Я же разведчица, сам говоришь. Вот и скрывалась. А потом - ты хотел чистую деревенскую любовь: “- Щё? - Да нищё. - Милая, радость, солнца моя!” Вот и получал.
ЕВГЕНИЙ. Бессовестная. Стоит и смотрит.
АНЖЕЛИКА. Бессовестная. Стою и смотрю. Чего ты бивнем упёрся, я не поняла? Да отвали, накройся медным тазом. Смотрю и смотрю, кого волнует?
ЕВГЕНИЙ. А зачем смотришь? Нет, ты мне объясни, зачем ты туда смотришь, бес-стыжая?
АНЖЕЛИКА. А нравится мне смотреть на них на всех, Женьшеньчик. Красиво. Кра-сота какая-то. (Улыбается.) Много парней, все весёлые, все смеются, все голенькие, все одинаковые-одинаковы: городские, деревенские, все твои друганы “черпаки”, “дембеля”, “салабоны”. Все! Уйдут из армии, поедут по домам, переженятся, а их жены знать не бу-дут, что я их всех голых видала, и знаю у них самую главную военную тайну, понимаешь? Надо же, каждые полгода новых привозят. Да хоть бы раз привезли что-то доброе, а то ведь всё - навоз, всю пенку собирают, где попало, соберут в городок, сюда скинут и - нате, бабы, жрите.
ЕВГЕНИЙ. На говно какая муха прилетит? Только навозная!
АНЖЕЛИКА. Сам ты навозное насекомое.
ЕВГЕНИЙ. Поговори мне.
АНЖЕЛИКА. (Молчит, смотрит на Евгения.) Слушай, дембелёк, ты бы хоть раз спро-сил: кто я, что я. Как влюбился в эту квартиру зелёную, и всё - только одно трундит: “Ми-лая моя, радость моя, солнца моя!” Слушай, а у вас хоть в деревне электричество есть или нету?
ЕВГЕНИЙ. Попонадсмехайся ещё надо мной.
АНЖЕЛИКА. (Смеётся.) Попонадсмехаюсь. Ты в каком американском кине такие сло-ва видел, ну? И что ты про меня, “милую солнцу”, знаешь?
ЕВГЕНИЙ. Я с тобой от души разговаривал, а не из-за квартиры. Потому что ты хо-рошая.
АНЖЕЛИКА. Я-то? Ого-го какая хорошая. Ау! - прямо. (Смеётся.)
ЕВГЕНИЙ. Давай, я тебе всё прощу. Бинокль выкинем. Этого, как проснётся, выго-ним. И будем жить, ну? Милая моя. Хорошая моя, солнце, так хорошо мы про нашу жизнь будущую придумали, а? Давай, а?
АНЖЕЛИКА. Я ж курю.
ЕВГЕНИЙ. Ну и что. Отучим. Ты ж не в затяг куришь.
АНЖЕЛИКА. Выпиваю.
ЕВГЕНИЙ. Тоже ерунда. Вылечу.
АНЖЕЛИКА. Гуляю. Люблю гулять.
ЕВГЕНИЙ. Разлюбишь.
АНЖЕЛИКА. Нет уж, лучше не курить и не пить. (Смеётся.) Вот, слушай. Я тут в подъезде всем нагадила. Брала окурки, когда курила на лестнице и одной манде старой - с клюкой ходит - под коврик засовывала, потому как она меня обозвала раза три, что я дверь не закрыла в подъезде. Ну вот, насовала ей чинариков и наплевала на дверь. Она утром так орала на весь подъезд, на всех, а на меня даже палкой своей замахнулась, так я её зажала в углу и сказала ей тихо-тихо, прямо в глаза: “Я тебя убью, падла старая,” - и она - как отрезало - на меня тявкать перестала. (Смеётся.) Вот я какая. А ведь и правда - убила бы. Я могу. Я - такая. Смешно, правда? Хочешь, и тебе так скажу, чтоб ты дорогу сюда забыл? Скажу в глазки твои узенькие, ну? Хочешь?
ЕВГЕНИЙ. Я говорю: начнём заново, ну? Слышишь меня?
АНЖЕЛИКА. Начнём. Только я должна тебе рассказать одно дело. Чтобы ты про свою будущую жену знал что-то. Пьяная я, пирую - чего бы и не поболтать с мальчиком, да? (Смеётся.) Ма-альчик! Хорошенький! Прям как эта установка “Град” из ба-ани! (Пальцем ведёт по животу Евгения, хихикает.) Хоро-ошенький, а дурак. Здоровенный бугаина вырос, на парном молочке, на навозе выращивали, масёл, масса, сундук с клопами, толстозадый... Только вот в постели ничего не умеешь, а мне нельзя было перед тобой свои знания пока-зывать, я ж за тебя взамуж хотела...
ЕВГЕНИЙ. Бессовестная, про простынь придумала...


__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:21 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:
Re: Re: Уйди-уйди

АНЖЕЛИКА. (Хохочет.) Да думаешь, тебя, лоха, обвести трудно? Прямо что. Ладно, слушай. Я, милый мой Женьшеньчик, изучаю жизнь. Людей. Всё почти изучила. Всё знаю про всех. И вдруг, знаешь, недавно я поняла: всё туфта, милый, всё, всё, вот все эти наши беседы, крики, драки, оры, скандалы - всё это такая туфта, всё это такое неважное, ерун-довое, что ты, моя милая солнца, даже себе представить не можешь... (Встала, смотрит в тёмное окно, на улицу.) Всё чушь собачья, всё ерунда на свете белом и не главное, всё, всё... А знаешь, что главное? Главное вот что - когда ты идёшь по улке в новом пальтишке, в шапочке вязаной, в сапожках на каблуках, идёшь, летишь, и вдруг - навстречу тебе идёт мальчишка красивый. Он видит тебя и - улыбается, а ты ему, и - всё, понимаешь? Он про-бежал, исчез, а я иду, а его улыбка со мной - и это главное, мой милый Женьшеньчик. Только это. Только улыбка, взгляд прохожего на улице, когда он, встреченный тобой, дует на свечку, тушит лампу, дует на свечку, тушит лампу, дует на свечку, и в темноте стано-вится вдруг страшно, так страшно, так страшно, так страшно, но он снова зажигает свечку, включает лампу, свечечку маленькую - чирк! - спичкой, лампу маленькую - щёлк! - включателем, а потом снова дует на свечку, и опять зажигает свечку, и опять - то страш-но, то нестрашно, то страшно, то нестрашно... (Мотает головой, плачет.)
ЕВГЕНИЙ. Кого?
АНЖЕЛИКА. Или в трамвае я стою, а он, мальчик молоденький, свежий, с пухом на щеках, впереди меня, держится за поручень, смотрит в окно, а я смотрю на его ухо розо-вое, и думаю: если б не было запрещено, а разрешено прикасаться к кому хочешь, кто по-нравился, то я бы сейчас пальчиком тронула его ухо, потом пальцем его щёки, розовые губки, шею, и тихо целую его, прижимаюсь к груди и опять целую его, так целую сильно, а он мне в ответ - улыбается, губами только, не смеётся, а улыбается, и я у него на груди засыпаю, и мы улыбаемся друг другу - до следующей остановки, до следующей останов-ки... Если б можно было всех красивых, чистых мальчиков в трамвае любить: трогать, целовать, обнимать, прикасаться - до следующей остановки, только одну остановку... (Вы-терла слёзы, улыбается.) Вот так, Женьшеньчик, главное - это, улыбка одна. Остальное - туфта. Ерунда и туфта, установка “Град” всё остальное, понимаешь?
ЕВГЕНИЙ. В трамваях ездишь, по улицам ходишь, парням улыбаешься...
АНЖЕЛИКА. (Повернулась к Евгению, смотрит ему в глаза.) А если ты, тварёныш, или мне скажешь что, или меня пальцем тронешь - я тебе глаза повыцарапываю. Нет, я задушу тебя, я тебе глаза вырву, язык вырву, я пожарю тебя на костре, гадёныш, на костре из этих шмоток, из нашего приданого, только тронь меня, убогую, несчастную, если ты мне толь-ко слово ещё скажешь, только одно, потому что - нельзя обижать меня... (Смеётся, мол-чит.) Испугался? А у меня бывают припадки. Даже язык другой раз прикушу. Нервная. Гулять потому что всё время хочу. Мать не пускает на улицу, говорит - родишь мне, в по-доле принесёшь. А я ей говорю: “Рожу, и принесу, и положу на стол!” А она меня за это - бить. (Смеётся.) Но я придумала как делать: я на кровать кладу свёрнутое пальто и в окно, через балкон, через чердак, и - вперёд, наяриваю...
ЕВГЕНИЙ. Ты шалашовка...
АНЖЕЛИКА. Ну, ну, говори дальше, скажи, скажи, и помни, что я тебе пообещала, Женьшеньчик, ну? Что сказал, повтори, ну?
Евгений молчит. Анжелика хохочет.
Трусятина. Трусы длинные. Семейные. Семейный ты человек. Шалашовка, говорит. Скоты такие. Вам лишь бы выпить, да потереться, а более - ничего. А если того, и другого не дашь - ты уже не нужна, ты уже - иди, гуляй. А и хорошо, что я такая. Вот такая - и всё! Думаешь, завидую замужним, этим бабам, что по улице ходят - у которых мужики, квар-тиры, семья. Нет, не завидую. Да, у меня - нету ничего. И не будет. Хотела вот с тобой попробовать, да куда там! Зато знаешь, какая у меня радость бывает, когда приходишь на случку в чужую квартиру, к нему, любимому на одну ночку, а его жена - уехала к папке, к мамке ли, дура, уехала - мужика одного оставила... (Открыла балконную дверь, дышит возду-хом, кричит на улицу.) Дуры-бабы! Никогда не оставляйте мужиков одних, не отпускайте их ни на шаг от себя, слышите?! Потому что я, Красная Шапочка, на стрёме всё время! (Хохо-чет, вошла в комнату, выпила, закурила.) Так вот, ты не знаешь, какой это кайф, счастье: хо-дить в её тапочках, надевать её халат, мыться - в её ванной мыться! - а потом ложиться в постель - в её постель! - с её мужиком! Ай, счастье! Это я к одному офицерику тут ходила, у него жена уезжала. И не стыдно, ни капли, не-ка. Мстишь ей, падле такой, что вот - у нее всё есть: ванная с зеркалом, мебелишка, кроватка, мужик красивый, а у тебя - нету. У ме-ня - нету ничего и не будет! Зелёный угол и двухвостки. И не стыдно, только охота ей мстить, падле! Гладишь его, мужика этого, и думаешь: я хоть и сорока-воровка, хоть на часик у тебя, но я покажу тебе всё, что умею, мой миленький, чтоб ты запомнил меня на всю жизнь... Нет, не надо тебе уходить от своей дуры, живи с ней, только знай, милень-кий, что есть и другие бабы, получше твоей раскладушки, которая тебе каждое утро - свежую рубашечку, штаны со стрелками, чтоб обрезаться можно было, яичницу с поми-дорами, и ты только из-за этой яичницы с нею и живёшь, идиот, счастье на яичницу про-менял! Живи, но знай, что есть и другие, такие как я, хорошие, но несчастные, которые только и видели, что стенки с комарами и далеко-далеко - баню с голыми мужиками. (Пау-за.) Только посмей сейчас сказать что, только прокомментируй, Женьшеньчик. Я тебе сде-лаю то, что обещала. Потому что - готова сорока-белобока, вызрела, убью любого.
ЕВГЕНИЙ. (Мотает головой.) Всё равно я тебя люблю и тебе прощаю всё.
АНЖЕЛИКА. (Смеётся.) Трусятина, боишься что мне сказать? А я же тебе спецом го-ворю, чтоб тебя разозлить и чтоб ты в драку полез, а я тебя - побью тогда... Ну?
ЕВГЕНИЙ. (Молчит.) Сама трусятина.
АНЖЕЛИКА. То-то и правильно, бойся. И вообще - надоел, уйди. Уйди, сказала, ну?!
Села на пол, коленки к себе прижала. Евгений идёт в коридор. Выключил свет. Включил. Ходит по коридору в тапочках, зло пинает пакеты. Валентин на кухне проснулся, кричит вдруг:
ВАЛЕНТИН. Помогите! Помогите! Сюда идите! Кто-то хоть! Скорее!
Людмила бежит на кухню, включила свет. Валентин сидит на раскладушке, мотает головой.
ЛЮДМИЛА. Что? Приснилось что?
ВАЛЕНТИН. Людмила, дайте мне руку, рядом ко мне сядьте, у меня страх...
ЛЮДМИЛА. Чего?
ВАЛЕНТИН. Ну, что ж меня все бросили, я ж говорил: я не могу один...
ЛЮДМИЛА. Ой, беда, как котёнок, как ребятёнок, это что ж такое...
Села на табуретку, смотрит на Валентина, хлопает его по щекам.
Ну? Очнулся? Проснулся? Потягушечки? Воды дать? Или опохмелиться? С бодуна-то думка одна, нет? Что, как? Перепелиная болезнь? Что надо?
ВАЛЕНТИН. Ничего не надо, так вот посидим минутку. Сейчас всё пройдёт... Спасибо вам.
Пришёл Евгений, шатается, смотрит на Валентина.
ЕВГЕНИЙ. Ехать надо.
ЛЮДМИЛА. Слушай, хозяин, иди, проспись тоже, а потом будешь с разговорами... Без тебя разберусь тут...
ЕВГЕНИЙ. Ехать ему надо...
ЛЮДМИЛА. Да что пришёл-то, зараза два раза? Не видел, как человек просыпается? Ну, проснулся, всё уже. Иди.
ЕВГЕНИЙ. Мне поговорить с вами надо.
ЛЮДМИЛА. Иди туда. Сейчас поговорим.
ЕВГЕНИЙ. Мне серьезно надо.
ЛЮДМИЛА. Идите, сказала. Ну?!
ЕВГЕНИЙ. Я что? Ничего. Всё чётко. Только оговорить кое-что надо.
ЛЮДМИЛА. Сейчас поговорим, пятый раз тебе, глухому, говорю, ну? Иди!
Евгений пошёл к столу в коридоре, сел, ест что-то. Анжелика в окно смотрит.
ВАЛЕНТИН. (Трёт руками голову.) Сколько уже на часах?
ЛЮДМИЛА. Три ночи. Вставайте, раз проснулись. Скоро поедете. Я ждала, чтоб все проспались, сама не спала. Бабушка вот тоже не спит. Измучилась она вся. Помрёт, навер-но, скоро. Ладно, пора уже всем. Похмелю вот вас - и давайте все.
ВАЛЕНТИН. Правильно. Спасибо. Давайте все, что ж.
ЛЮДМИЛА. Ну, а что, оставить вас всех? Ну да. Серёги уехали, и вам пора. Кто в Америку, кто на Кавказ, кто в деревню - по домам. Надо и честь знать. А мы останемся тут. У меня завтра работа целый день. А у вас ещё адреса. Вот, идите по ним.
ВАЛЕНТИН. Ваш последний был.
Евгений вернулся, стоит на пороге кухни, качается.
ЛЮДМИЛА. Нет, никто тут не останется. Нечего. Всё. Точка. Наженилась. Ухожу на пенсию. Давайте, за стол, отходную и - по домам все, зараза два раза. Хватит, хватит, мы будем по-старому жить, четыре калоши, жить будем, как жили...
ЕВГЕНИЙ. Я буду с вами тут жить.
ЛЮДМИЛА. Будешь, будешь. Похмелились и - вперёд. Пошли, говорю, за стол, чего тут сидеть.
Валентин поднялся, идёт за Людмилой в коридор, Евгений следом. Сели за стол. Молчат.
(Дёрнулась вдруг, обернулась назад.) Ой!
ВАЛЕНТИН. Что?
ЛЮДМИЛА. Будто укусил кто меня.
ВАЛЕНТИН. Куда?
ЛЮДМИЛА. За бок.
ВАЛЕНТИН. Комар?
ЛЮДМИЛА. Да нет, спят они.
МОЛЧАНИЕ
ВАЛЕНТИН. А ребята? Уехали?
ЛЮДМИЛА. Уехали. Нашумели, накричали, денег вот кучу надавали, за три месяца вперёд за квартиру и - уехали. Жалко чего-то их стало. Хорошие были. Ну да, пусть живут, как хотят, лишь бы счастье было у них. Есть оно где или нет? А? Ой, беда...
Евгений положил руки на стол, уснул.
Вот, армия. Уснула. (Пауза.)
ВАЛЕНТИН. А можно свет выключить? Глаза режет.
Людмила встала, выключила свет.
Спасибо. (Пауза.) А почему это так светло?
ЛЮДМИЛА. Не знаю.
ВАЛЕНТИН. А-а, это стены радиоактивные, вы говорили и они - светятся, да?
ЛЮДМИЛА. Да прямо что.
Молчат. А в коридоре и вправду светло, видно всё. Сидят Людмила и Валентин, молчат. Долго молчат. Вздыхают. Евгений спит.
ВАЛЕНТИН. Надо же, как светло... Светится что-то. (Пауза.) Ну, прощайте, Людмила. И простите.
ЛЮДМИЛА. Ладно. Трусы ваши я с дерева вилами достала. Поезжайте, зараза два раза. (Пауза.) Вы ж говорили, что у вас там дом, семь комнат... Нету, значит?
ВАЛЕНТИН. Квартира - такая же как ваша.
ЛЮДМИЛА. Значит - нету. А зачем врали? Соблазняли бабу бедную? Да зачем я вам понадобилась? Здесь хотели поселиться? Шило на мыло поменять?


__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:23 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:
Уйди-уйди

ВАЛЕНТИН. Нет, просто подумал: а вдруг у меня там дом, в Краснодарском крае, и я там живу.
ЛЮДМИЛА. Ну, вот теперь оно и видно, что вы в дурке лежали. Ну, как не стыдно? Что, вот так и ездите туда-сюда, где обломится, где получится, так, что ли? Ой-ой...
ВАЛЕНТИН. Простите. Рассказывал вам и даже поверил, что он, дом, есть, так ска-зать. Вот, утром выхожу - виноградинку отщипну, съем, потянусь, сяду под фейхоа - знаете такое растение? - съем одну киви, сорву ромашку, погадаю, закричу жене: “Лю-дочка, иди ко мне, золотце, мы с тобой под фейхоа посидим, подышим свежим воздухом, посмотрим в сторону синих голубых гор! И захвати с собой коробку конфет “Ромашка”, я тоже съем одну, Людочка!”(Пауза.) Могло ведь быть со мной такое? Могло, так сказать.
ЛЮДМИЛА. Ну вот ещё, Людочка... (Пауза.) А ведь я вам поверила, Валентин Ивано-вич. Дело прошлое, ну да - теперь не вернёшь. А вот мы там сидели, и вы меня по руке погладили, и что-то такое красивое говорили, прямо ужас. При парнях уж не стала скан-далить продолжать, да и надо было по-людски проститься. Ведь как на смерть, в Амери-ку - насовсем. Не увидеть их теперь никогда. Ну, зачем вы к ней полезли?
ВАЛЕНТИН. Не знаю. Простите, Людмила.
ЛЮДМИЛА. Ладно. Прощаю.
ВАЛЕНТИН. (Трёт глаза.) Поеду. (Пауза.) Выпьем на дорожку и пойду. (Выпили.) Он останется. Конечно. Он молодой ведь. Он лучше меня. Вам будет защита. Старею так бы-стро. Болит всё. Людмила, хотел вам сказать, знаете, что? Вот иду, другой раз, по улице, вижу мальчишку маленького, идет он, его мама за руку держит. А я думаю: сейчас, как в сказке, будет - я брошу эту свою шкуру, это своё тело тут где-то, на улице и переселюсь в мальчишку этого, сейчас переселюсь в него, в его душу, но останусь самим собой, Валь-кой, Валентином, “Валюхой”, как в школе меня дразнили, останусь им, но вдруг - стану на двадцать лет моложе, так сказать... Стать им, пацаном, и жить заново, и жить заново дол-го - сто лет еще, или двести, и каждый раз в другого перепрыгивать. Пусть будет плохо все, но я буду жить заново, жить... И вот, слушайте, Людмила, для чего: стать мальчиш-кой, опять с начала, чтобы вот эту гадость, что неправильно сделал, что со мной была все годы - выкинуть, выбросить и всё с начала, с начала... Как я вот ему завидую! Вот он со-пит рядом, а я ему завидую, что он на двадцать лет моложе! Ведь он жизнь проживёт с подлостью, а я бы ею - как надо распорядился...
ЕВГЕНИЙ. (Бормочет.) Я не сплю, я всё слышу...
ВАЛЕНТИН. Да слушай... Он главного не знает. А я знаю, я старше его на двадцать лет, я про это про главное знаю хорошо, но высказать не могу его, главное это, я не умом знаю, а чувствую его, так сказать. И я-то мог бы распорядиться как следует его жизнью, этими двадцатью годами разницы, я бы сделал так много, я бы так много сделал, я бы всё иначе сделал, я бы сделал... (Плачет.)
ЛЮДМИЛА. Ой, водка как плачет, слёзы-то у неё крупные. Ну, хватит болтать. Не по-нимаю я ничего вашего. Турок я, турок, необразованная. Не понимаю, не хочу понимать. Пейте, ешьте, Валентин Иванович, да идите, хватит... Всё. Прощайте, Валентин Иванович. Вы алкоголик, что ли, к тому же, нет?
ВАЛЕНТИН. Нет, я если немножко выпью, дак я уснуть могу. А то - не могу. Страш-но. Одному страшно.
ЛЮДМИЛА. Ничего не понимаю, приношу прощение. Прощайте, Валентин Иванович.
ВАЛЕНТИН. Прощайте... Вот, уже жизнь заканчивается как-то, в старпёры записали, в старичка молодящегося, с кольцом ходит, дурак лысый. А я ведь живой... Я вчера был мальчишка, вчера бежал на пятый этаж через три ступеньки, а сегодня - лысина, хоть мажь крапивой, хоть не мажь, нету волос! Вот, он - сидит, и я - сижу, и думаю: как залезть ему внутрь? Можно как-то? Нет. Потому что - потому что: трамвай ходит только до часу. (Пауза.) Не буду пить, расплакался вот, болтаю всякое, правильно вы говорите, сердце сту-чит...
ЛЮДМИЛА. Да пей. (Вытерла слезы.) Жалко, что ли, говна, ещё наварим. Ой, Валя-Валя, Валя-Валя, Валя-Валя...
ВАЛЕНТИН. Ой, Люда-Люда, Люда-Люда, Люда-Люда...
ЛЮДМИЛА. Ой, Валя-Валя...
ВАЛЕНТИН. Ой, Люда-Люда...
ЛЮДМИЛА. Ой, Валя.
ВАЛЕНТИН. Ой, Люда.
МОЛЧАНИЕ
А муж-то у тебя, отец её - кто? Есть? Был?
ЛЮДМИЛА. Да солдат её отец, кто ещё-то, спрашивает, главно. Ясно дело.
ВАЛЕНТИН. Ну, а сама-то зачем врала? Гагарин, Гагарин...
ЛЮДМИЛА. Дак что, сказать тебе или кому другому - как на самом деле было? Дак скривитесь, некрасиво сильно. Я и на работе так всем рассказываю. А зачем - не знаю са-ма. Уже даже сама поверила, зараза два раза. Да я её родила от солдата заезжего, он уехал, как со мной повошкался, поиграл, тварь. Какой Гагарин. Улетел на вертолете, на ракете системы “Град” в свою деревню, падла. Запился, поди, не узнать, морда красная и доволь-ная, в телевизор, поди, не влазит. Миша его звали. Тварёныш, ни копейки на неё не дал, жилы я из себя вытянула, всю жизнь их тащила всех. А он, Мишутка, Михуил, сидит, по-ди-ка, на огороде сейчас, на навозной куче, или в бане парится, со своей толстозадой же-ной, в бане, падла. Жена красномордая, такая же, как и он, поди. Куча детей, поди. И он, как пьянка какая, сидит за столом, бахвалится пьяни, что вокруг него сидит, рассказывает, хвалится, как он с девками в армии гулял, чего он творил. Говорит, поди: “Была у меня одна бабёнка, Людочка такая, попка у неё - уй!”, и хихикает, мерзотина, рассказывает, как он в армии весело развлекался, паскуда... И откуда ему знать-то, как я мыкалась и мыка-юсь всю жизнь?! Да чтоб твоя баня и твоя навозная куча вместе с тобой провалились бы в тартарары, тварюга... Чтоб тебе, чтоб тебе... (Пауза.) Мы тут все солдатские подстилки, если по простому, чего уж, если честно. Без мужьёв детей воспитывали. Мамочка меня родила тоже от солдата прыщавого. Родила уж, когда ей тридцать было, кто мог на нее польститься, ну? А её мама родила её - тоже от солдата. Солдатские вдовы. И я ребенка уродку родила, а она - еще уродину притащит мне от него вот, так вот и плодимся, как сорнячки по весне.
ВАЛЕНТИН. Дак ей сто, правда, или нет, бабушке?
ЛЮДМИЛА. Да кто знает?! Для тебя праздник хотели сделать, чтоб красиво было. Мы ж как человеки к тебе отнеслись, по-людски чтобы, не по-собачьи, для тебя старались, как люди. Не как собаки. (Пауза.) Да какой день рождения. Господи?! Ни она дня рождения своего не помнит, ни мы. Ну, не восемнадцать ей ведь. Валет уже, и та, и другая, да и я тоже. С ними вольтанёшься тут. А бабки что дурами стали? То война, то тюрьма. Разве ж они бы так жили, если бы не эта жизнь?! Пять минут на завод в войну опоздал - пять лет получи. Вот, бабушке всё кажется, что её обворуют и похоронить будет не в чем и некому. Она назад только смотрит. Вперёд - нет. Уже и таблеток не хочет, а значит - всё, проехали. Если человек таблетки глотает, значит, он ещё жить хочет, а если - не надо ему, так капут пришёл, значит, со дня на день будет отбой по полной форме. А мама воду не любит, мыться не любит, боится воды. В войну у них гниды да струпья были, вот и мылись, и мылись, до тошниловки, что теперь даже не может на воду спокойно смотреть. Вот так. Да разве б они так жили, если бы не эта жизнь?! (Пауза.) Это они там, в Америке, как старыми станут - думают: мы завтра будем жить. А мы - мы только и думаем: завтра помирать, го-товься. Вот и Серёжки уехали. Жалко мне их. Ну, какая нам Америка? Где родился, там и сгодился. И врёт этот (кивнула на Евгения) про них. Неправда всё, они не такие, хорошие они ребята. А даже если и правда - пусть живут, как хотят, только бы у них было счастье. (Плачет.) Ну, вот где оно, счастье-то, ну вот где, а?! Ну вот, скажи мне, ну, есть оно где-нибудь, у кого-нибудь или нету, ну, скажи, ну?! Ну, скажи, а? Ну, где оно есть, ну скажи, а?! Ну, есть ведь где-то или нигде нету?! Ну, почему его нету-то, а?! Ну где оно, а?! Где-то, поди, есть у кого-то?! Ну, дак покажите, где?! Где, где, ну?!
МОЛЧАНИЕ
ВАЛЕНТИН. Ничего, Люда, не плачь. Лето перезимуем, зиму перелетуем. Мы живём. Завтра будем день, солнце, луна, будет капать с крыши, будет всё по прежнему и ничего плохого не случится с нами до самой нашей смерти... Будет небо синее, луна желтая, а солнце красное. Будет гром, будет град, и дождь, и снег...
ЕВГЕНИЙ. (Проснулся.) Я на “Граде” служу.
ЛЮДМИЛА. Да, да, служи дальше. Спи.
ВАЛЕНТИН. Ничего, Люда, у тебя всё хорошо. Маму с папой я схоронил - вот беда. А твои-то старухи живы ещё, так что? Ладно. Светло как тут... Пойду, подышу воздухом, плохо стало мне, плакать хочу, стыдно...
Прошёл в комнату, где старухи, отодвинул диван с Энгельсиной, вышел на балкон.
(Бормочет.) Завтра погода хорошая будет. Вот, сегодня тучек нету на небе, все тепло, какое накопилось за день, уйдет туда, наверх, к Богу к нашему, если Он есть. Всё тепло ему от нас достанется. Если Он есть... Есть, да... Есть, поди...
Смотрит на небо, говорит тихо:
Бог!!!! Боженька мой!!!!! Ты слышишь?! Скажи, зачем я живу?! Почему мы несчаст-ные, Господи?! Слышите, люди?! Кто-то слышит меня или нет?! Не хочу умирать! Не хо-чу старым становиться! Не хочу!!!! Спите, напилися, а не знаете, что мы подохнем все, мы помрем, а зачем мы тогда жили, если мы помрем, слышите, нет?! (Кричит.) Я хочу, снова рождаться, и жить, и жить, и жить!
Людмила вытерла слёзы, встала из-за стола, вышла на балкон, тянет его руку, перепуганно бормочет:
ЛЮДМИЛА. Прям как маленький, кричит чего-то, чего кричит-то, не завтра и не по-слезавтра ведь умираем, ещё будем жить, будем долго жить, всё будет хорошо...
ВАЛЕНТИН. (Кричит.) Не хочу умирать!!!! Не хочу умирать!!!! Не хочу!!!!
ЛЮДМИЛА. (Тянет его в комнату.) Да что ж ты плачешь-то так, перестань... Да что ж ты плачешь-то так, не надо... Что ж ты так плачешь-то?! Что ж ты так плачешь-то?! Да что ж ты так убиваешься?! Да что ж ты так плачешь-то?! Да миленький же ты мой, да что ж ты плачешь-то, да что, что, что?! Да миленький ты мой, да не над, да перестань, да что ж ты плачешь-то, да что?!
Кричит она ему, а он ревёт, кричит что-то на город, на военный городок, и так страшно плачет, рыдает, воет, захлёбывается, ревёт...


__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:24 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:
Re: Уйди-уйди

Людмила перепуганно повторяет одно и то же:
(Вытирает слезы.) Да что ж ты плачешь-то так, перестань... Да что ж ты плачешь-то так, не надо... Что ж ты так плачешь-то?! Что ж ты так плачешь-то?! Да что ж ты так убива-ешься?! Да что ж ты так плачешь-то?! Что, что, что, что, что, что, что?!
ВАЛЕНТИН. Не хочу умирать!!!! Не хочу умирать!!!! Не хочу-у-у!!!!
ЛЮДМИЛА. Да что ж ты будешь делать с ним? (Втащила Валентина в комнату, усадила на диван, прижала к себе, гладит, целует.) Да сядь, да сядь ты, я сама реву! Вот, вот, спи на моем плече, сижа спи, горе, сережка луковая. Что ж ты так плачешь-то, рёвушка-коровушка? Я и не думала, что люди - не мужики, а вообще люди - могут так выть, ры-дать, не рыдать, а стонать, выть, просто - будто смерть, похороны, что ж ты плачешь-то так, не надо, не надо, миленький, не надо, не надо, не надо, не надо...
Людмила прижимает к себе Валентина, гладит его, плачет.
Господи, за что нам муки, за что мучаемся, зачем живем, чего бегаем туда-сюда, чего ищем, чего хотим, чего, чего, чего, Господи мой Боженька...
Людмила, поддерживая Валентина, повела его на кухню, уложила на раскладушку, одеялом его накрыла. Села рядом.
Сядь, ложись, ну-ка тихо, что такое, раскричался, ну? Вот, раскричался, расплакался, а у самого - кольцо в ухо, пираты все кольца в ухе носили, а пираты все мужики были, они не плакали, понимаешь? Я читала в детстве книжку про пиратов... (Плачет.) У нас вот в кассе девка молодая одна работает - Ленка. Дура такая, Ленка-подними-коленку. Как что не так, как с кем поругалась - она сразу бежит домой, дома жалуется мужу своему. А он прибегает, и - давай сразу орать на всех начинает, руками машет, разборки делать всякие. Какая она счастливая, наша Ленка. Какая...
Людмила сидит рядом с Валентином, гладит его.
Евгений проснулся, слышал всё. Сидит за столом в коридоре, курит.
ЕВГЕНИЙ. (Громко.) Почему это?
ЛЮДМИЛА. Потому что. Потому. Потому что ей - есть кому за неё заступиться...
Евгений встал, семечки щелкает, шатается по коридору, все двери открывает, стенки гла-дит. Вошёл в комнату, где Марксина и Энгельсина. Марксина не спит, сидит с игрушкой в ру-ках, смотрит на Евгения.
ЕВГЕНИЙ. Не спишь, бабка? На посту сидишь, мезозой? Дембельский аккорд у тебя? Сторожишь, чтоб твоё не украли? Правильно, сторожи, тут кругом ворюги! Не спи, ман-давошка старая! Пост сдал - пост принял! Часовые Родины! Шагом марш! Да здравствует! Ура! (Заглянул в комнату к Анжелике.) Сидишь, шалашовка? Жертву высматриваешь? Ну, погодите у меня...
Пришёл на кухню. Взял Валентина за плечи, поднял с раскладушки.
ЛЮДМИЛА. Ну что тебе? Закурить надо? На. Дам я тебе закурить.
ЕВГЕНИЙ. Не надо мне закурить. Бросил. (Трясёт Валентина.) Вставай, едь. Всё, кон-чилось твоё. Иди.
ЛЮДМИЛА. Да отстань ты от него.
ЕВГЕНИЙ. Ему ехать надо.
ВАЛЕНТИН. Я ехать не могу, ноги не держут.
ЕВГЕНИЙ. Ехать надо туда, куда ты ехать собрался.
ВАЛЕНТИН. Не тыкал бы ты мне, товарищ солдат. Не люблю. Я ж старик в твоих гла-зах. Поуважай, я в два раза тебя старше.
ЕВГЕНИЙ. Аферюгам тыкаю. Медицинский инструмент у тебя во всех карманах и марганцовка. Как тебе не тыкать - ты пьяный в уматину, раз, ты к тому же аферюга - два, кричишь на улицу - разбудил людей, всю мою роту! - три.
ВАЛЕНТИН. Я не аферюга.
ЕВГЕНИЙ. Как же ты не аферюга. Ты междуножное пирожное, понял?! Ты хотел на ней жениться, и сюда переехать. Но не выйдет! Я сюда перееду. Я ей прощу всё. Прощу, что она с тобой запрещённым способом, прощу...
ВАЛЕНТИН. Идиот ты, даже жалко тебя...
ЕВГЕНИЙ. (Щелкает семечки, плюёт в Валентина.) Подожди, я ещё с тобой поговорю потом за такие слова. Ты собирайся давай, собирайся, не надейся остаться, потряси берез-ку, бери свои трусы с неё, и улепётывай, окольцованый, пидерштейн. Думаешь, она будет твоя жена? Не будет. Анжелка будет моя жена. Мы с ней будем тут жить. Я тут всё пере-строю.
ЛЮДМИЛА. Ты перестроишь. Ну, чего? Драться хочешь? Ну, иди дерись в другом месте, хватит мне тут, опять да заново.
ЕВГЕНИЙ. Ты чего у ней прижался? Ты чего сопишь? Под бок пригрелся? Уйди, уй-ди, уйди, уйди отсюда!!!
АНЖЕЛИКА. (Пришла на кухню.) Не трогай их, дурак, пусть сидят.
ЕВГЕНИЙ. И ты тявкаешь? Ну, хорошо. Только и обзывают меня - дурак да идиот! Я, гляжу, вы все чётко на меня окрысились, ага? Только скажите еще слово - я вас сдам в милицию! Нет, напишу на вас заяву в военную прокуратуру, что вы весь наш “Град” воен-ный споили, самогонкой торгуете солдатам, вот так! Так что - молчите лучше, ежли за решетку не хочете!
ЛЮДМИЛА. Лучше б ты и дальше смеялся, парень.
ЕВГЕНИЙ. Насмеялся уже, молчи, старая лярва. Ты меня ударила сегодня! Я тебе не прощу! Думаешь, так тебе с рук сойдёт?! Я сейчас вам тут устрою установку “Град”, я по-кажу вам, как она работает! (Щелкает семечки, плюёт их в Анжелику, в Людмилу.) Вы тут притонище устроили! Самогоном торгуете! “Голубых” плодите, в квартиранты берете! Не доносите на них! Я вам покажу! Зачем он к ней прижался? А ну - упал-отжался! (Анжели-ке.) Ты зачем с ним тискалась, сучка, отвечай? Всем даёшь? Я тебе буду муж, я тебе пока-жу сейчас, кто в семье главный и как муж свою жену учить должен и как она должна ему подчиняться! Я вас, проститутки такие, сейчас проучу!!! Или вы честные давалки?! А?! Лоси позорные, соски ужасные, сандали рваные, урыли все отсюда!!! Что, прижухли сра-зу?! (Валентину.) А ну дал мне быстро закурить?!
ВАЛЕНТИН. Ухо заболит.
ЕВГЕНИЙ. А ну, дал быстро закурить, сказал?! Дай! Ты, фуфло, барон цыганский, аферюга проклятая! Или я тебя сейчас пежить по нотам буду!
Евгений начинает орать, толкнул стол в коридоре, разбил посуду, кидает в Людмилу, Анже-лику и Валентина картошку, банки с рассадой.
Валентин встал с раскладушки. Подошёл к Евгению, смотрит ему в глаза. Потом вдруг ко-ротко и быстро бьёт его. Ещё и ещё раз.
ВАЛЕНТИН. (Бьёт Евгения.) Вот так, сынок... Это тебе - за Марксину... Это тебе - за Энгельсину... Это тебе - за Людмилу... А это тебе - за Анжелочку... На, на, на, на...
Бьёт Евгения, молча, яростно. Евгений визжит, хихикает, упал на колени, бормочет быстро:
ЕВГЕНИЙ. Не надо, не надо! Я понял! Я уже понял! Не бейте меня, простите, пожа-луйста, я не буду больше, у меня случайно это вырвалось, не надо! У меня “больные дни”! Не надо!!!! Не надо!!!! Не надо!!!!..
Валентин взял Евгения за шиворот, подтащил к входной двери.
ВАЛЕНТИН. Я разве ж тебя побил? Если тебя бить, так тебя не так надо было... А так просто, кое-что за каждую из них на память тебе... Ты ж мужчина. А шрамы украшают настоящих мужчин. Вот, украшение тебе...
Выкинул Евгения на лестницу.
МОЛЧАНИЕ
Стоят в коридоре Людмила. Анжелика, Валентин. Смотрят друг на друга.
АНЖЕЛИКА. Ты чего плачешь?
ЛЮДМИЛА. От счастья.
АНЖЕЛИКА. Чего?
ЛЮДМИЛА. Заступился.
АНЖЕЛИКА. Чего?
ЛЮДМИЛА. Первый раз в жизни...
ВАЛЕНТИН. Что?
ЛЮДМИЛА. Первый раз в жизни за меня заступились. Раз в жизни я счастливая была. (Плачет.) Надо же... Первый раз. Да зачем вы, Валентин Иванович? Не надо было вам это... Я ведь и сама деруся. Я бы и сама с ним справилась. (Плачет, улыбается, причёску по-правляет.) Но всё равно. Спасибо. Мне очень приятно. Очень. Очень. Очень. Очень. Очень. Очень. В вас присутствует человеческий фактор.
МОЛЧАНИЕ
ВАЛЕНТИН. Вот, помолчали. Милиционер родился. Ну, поехал я теперь тогда. Ниче-го, Людмила. “Ничто нас в жизни не может вышибить из седла!” - так ведь, да?
ЛЮДМИЛА. (Смотрит во все глаза на Валентина.) Да... “Такая уж поговорка у майора была...”
Валентин надел плащ, взял портфель.
АНЖЕЛИКА. Град на улице идет.
ЛЮДМИЛА. Это уже не град, а прямо бомбы падают.
ВАЛЕНТИН. Нет, это дождь пошёл. Стучит как по крыше.
ЛЮДМИЛА. А-а. Ну, дождь на дорожку - это к счастью. (Послюнила палец, потёрла пятнышко на плаще Валентина, улыбается.)
МОЛЧАНИЕ
ВАЛЕНТИН. К счастью, ну да. Ну и ладушки. Ишь, в банки закапало. Как заплакало.
ЛЮДМИЛА. Нет, мы не будем плакать. Смеяться будем. (Улыбается Валентину, смот-рит на него.) Будто кто укусил меня снова. Уйди, кто укусил, уйди к чёрту.
Анжелика хлопнула Людмилу по руке.
Ты чего?
АНЖЕЛИКА. Комар.
ЛЮДМИЛА. А, это комары проснулись, кусаются. Ишь, какие. Надо же. Ну, пусть. (Смеётся.)
МОЛЧАНИЕ
ВАЛЕНТИН. Ну всё. Прощайте. (Пауза.)
ЛЮДМИЛА. Ступай с Богом со Христом, с миром. Уйди отсюда, от нас. Может, най-дёшь себе счастье. Поищи хорошенько. Тут нету. Уйди-уйди от нас. (Смеётся.) Вот, иг-рушка твоя. Забери. Заяц какой смешной. На. Будешь в другом доме, там подаришь, ещё раз. Пусть и они порадуются.
Прошла в комнату, взяла у Марксины игрушку, отдала Валентину. Валентин взял портфель. Повернулся, вышел из квартиры, пошёл по лестнице.
Людмила и Анжелика стоят у окна.
Стукнула дверь подъезда. Звук полетел к небу.
Анжелика и Людмила вскинули головы, смотрят в небо, будто что-то там высматривают. Ничего не видно.
Смотрят на Валентина, который идёт от дома, ноги его расползаются на красной глине, идёт быстро.
Марксина хлопает по постели, ищет игрушку, кричит:
МАРКСИНА. Украли... Украли... “Уйди-уйди” мою взяли...
ЛЮДМИЛА. (Смотрит в окно.) Я тебе куплю, баба, новую, другую, ты спи, не бойся, не украли, а - отдали мы, не украдут у нас ничего...
Энгельсина встала рядом с Анжеликой и Людмилой у окна, платье поправила, причёску, смот-рит на улицу, поёт себе под нос:
ЭНГЕЛЬСИНА. “Я - “Земля”! Я своих провожаю питомцев! Сыновей, дочерей! Доле-тайте до самого Солнца! И домой возвращайтесь скорей!!!”
ЛЮДМИЛА. (Смотрит в окно.) Да, да, мама, питомцев, сыновей, дочерей, до самого Солнца...
МОЛЧАНИЕ
Все трое вздохнули и негромко пропели:
ВСЕ. “Долетим мы до самого солнца... И домой возвратимся скорей...”
МАРКСИНА. (Сидит на кровати, плачет, бормочет.) Уйдите все... Украли всё... Уйди-те... С глаз уйдите... Дайте мне помереть... Уйдите, уйдите все...
ВСЕ. (Поют тихо.) “Долетим мы до самого солнца... И домой возвратимся скорей...”
Стоят бабы у окна, плачут. По дороге машина с желтым огоньком едет, дорогу чистит, будто расчищает дорожку для Валентина, а он за машиной плетётся по красной глине.
Вечер, ночь, темно в комнате.


__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:25 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:
Re: Re: Уйди-уйди

Стоят у окна четыре бабы и смотрят на баню, на городок, на Валентина.
Одна плачет, что мужа у неё не было
другая плачет, что мужа у неё нету,
третья плачет, что внука у неё нету,
четвёртая плачет, что жениха у неё нету,
а если будет - то обязательно идиот и гадёныш,
пьяница и драчун, лентяюга и дурило.
Стоят бабы, плачут.
ТЕМНОТА
ЗАНАВЕС

КОНЕЦ
май 1998 года
с. Логиново

© Все авторские права сохраняются. Постановка пьесы на сцене возможна только с письменного согласия автора.
© 1998 by Nikolaj Koljada


__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:26 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:

Сильно извеняюсь, что в таком виде, но больше никак не получается...

__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:26 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:
Мурлин Мурло

НИКОЛАЙ КОЛЯДА

МУРЛИН МУРЛО
Пьеса в двух действиях.

Действующие лица:

ОЛЬГА «МУРЛИН МУРЛО» 28 лет
ИННА, её сестра 35 лет
АЛЕКСЕЙ 26 лет
МИХАИЛ 35 лет

Провинциальный городок. Наши дни. Между первым и вторым действием проходит две недели.

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

1 картина.

В двухкомнатной квартире, где живёт Ольга с матерью, очень много цветов. Горшки с цветами стоят на полу, на подоконниках, на столе, на комоде. В маленькой комнатке справа, где недавно поселился квартирант Алексей, в кадушке растёт огромная развесистая пальма. Финиковая. Она занимает почти половину жилой площади. Здесь же вместились кровать, стол, тумбочка, на ней - настольная лампа. На стене - непонятно как попавший сюда портрет Хемингуэя. В большую комнату из коридора ведут сразу две двери. Левая и правая. Все ходят через левую. Правая заколочена. В этой комнате красный диван, жёлтый шифоньер, стол, два стула, трюмо, высокая кровать с шишечками. На ней перина, гора подушек. У кровати маленький коврик с райскими птицами и жёлтыми кистями. Телевизора в комнате нет. Из большой комнаты ведёт дверь на балкон. На нём старые стулья, тумбочки, кровать и другая рухлядь. Ещё в большой комнате - дверь в кладовку, которая переоборудована в третью комнату без окон. В этой комнате стоит узкий топчан. По стенам полочки, на них банки, чашки, альбомы, какие-то камешки, сухие цветы. На двери в комнату - сладкий, как патока, портрет-календарь певца Александра Серова. Кнопками приколот. Везде помидоры. На подоконниках, под кроватью, под диваном, на комоде. Лежат, краснеют. На кухне стол, газовая плита, стулья, кухонный шкаф с посудой. Огромные кучи банок, коробок, свёртков, мешков. Полный завал. Как на вокзале. На гвоздях сушится трава. Гирлянда красного перца повешена через всю кухню, под потолком. Во всех комнатах домотканые половики на полу. Поздний вечер, около одиннадцати. Ольга сидит на стуле, тупо смотрит в пол. Михаил развалился на диване. Он в майке, тренировочных брюках.

МОЛЧАНИЕ.

МИХАИЛ. А про катастрофу этот ваш квартирант ничего не говорил, нет? Ну, у них там, в столицах побольше нашего знают, а? Не говорил, нет?
ОЛЬГА. Нет, не говорил. В больнице сегодня, в больнице в очереди сказали, что Банга говорила: скоро моря выйдут из океанов и всех нас затопют...
МИХАИЛ. Банка? Какая банка? Радио, что ли?
ОЛЬГА. Бан-га! Бан-га! Банга, говорю! Волшебница такая. За границей она живёт. Понял? Ну вот. Сказала, что или сегодня катастрофа будет, конец света или через две недели. Вот-вот, короче. На днях...
Очень долго молчат. За окном раздаётся оглушительный крик.
Ни Ольга, ни Михаил на крик этот не обращают внимания.
МИХАИЛ. Одни вруны лечатся. Им делать нечего, вот они в больницу и ходят, болтают, что ни попадя. А ты слушаешь. Тоже мне... Враньё всё. Враньё, поняла? Ты веришь, ага? Веришь?
ОЛЬГА. Конечно, верю! Конечно! А как же иначе? Как?! (Пауза.) Скорее бы, скорее бы нас всех засыпало, утопило бы, скорее бы!
МИХАИЛ. (помолчал.) Ну да. Ну да. Ну да. Дура ты. Такая жизнь хорошая, а ты вон чего... Люди вон как живут - позавидуешь! Живут себе. Стенки покупают, ковры, всё хрусталём уставят - аж глаза радуются. А ты каркаешь. Скорее бы, скорее бы! Дура ты. В сказки веришь, ага? Книжки ты не читаешь, вот что. А я вот - читаю. (Смеётся.) Поняла? Вот, кстати, книжкам я должен за всё спасибо сказать... В книжках у всех графов, князей были любовницы. Научили меня книжки! (потягивается.) Вот и ты у меня тоже - любовница! (Хохочет.)
Ольга молчит.
Ой! Мурлин Мурло! Сними противогаз, слышишь? Нет, ну рассказать кому про мою любовницу - не поверят, засмеют! скажут - с головой не дружу! правда, мягкая ты... Тело у тебя хорошее... Учить тебя надо только многому... Любовницы, знаешь, что в постели делают? Во-от... А ты не хочешь, заставлять приходится. Ну, чего молчишь? О? Ну? (Пауза.) Ну, молчи, молчи... Ольга смотрит в пол, не двигается. Ладно, надулась! Ещё зареви давай! (Пауза.) Нет, правда, что ли, будет землетрясение? А? Правда? Да врут... Не должно... Никак не должно... (Снова потягивается.) Ох, люблю жизнь! Сколько в ней радостей, сколько в ней удовольствия, счастья! Любишь ты жизнь или нет, скажи, а? Любишь, нет, ну, скажи?
ОЛЬГА. Отстань. Иди уже вон домой. Надоел. Надоел! Сидишь тут, болтаешь, собираешь, что попало. Иди давай. Мать скоро с работы придёт, ругаться будет, что свет палим...
МИХАИЛ. Ну придёт, так придёт, ладно. Мне-то что? (Смеётся.) Не суетись под клиентом, слышишь, а, Мурлинка?
ОЛЬГА. (дёрнула плечом.) Голова болит.
МИХАИЛ. Голова не попа - завяжи и лежи. (Хохочет.) Ничего ты не понимаешь. Ни-че-го! Глупая-а-а. Глупая ты. Дура. А тебе говорю, что как всё в жизни устроено хорошо, понимаешь? Поработал - отдохни, выпей, сил наберись, с бабами поиграй. А потом опять работаешь и одно удовольствие вспоминать, как было хорошо и как ещё лучше скоро будет. Бабы! Ох, бабы! Ничего вы в жизни не петрите! Ничего не смыслите в колбасных обрезках! Бабы дуры, бабы дуры, бабы бешеный народ. Как увидят помидоры, сразу лезут в огород! (Смеётся.) Не будет никакого землетрясения. Не будет и всё. А знаю. А чувствую.
ОЛЬГА. Скорее бы всё к чёртовой матери рухнуло. Скорее бы, скорее, скорее.
МОЛЧАНИЕ.
МИХАИЛ. А тебе подарю чего-нибудь скоро. Хочешь? Подарю. От Ирки заначу и подарю. Купить тебе колготок? Что молчишь? Колготок не хочешь? Ну, надулась. Ладно, ладно. (Пауза.) Чего-то мне тебя жалко стало... Ладно, не обижайся. Ну, слышишь? Нет? Не обижайся, сказал...
ОЛЬГА. Миша, слушай.. Слушай, Миша...
МИХАИЛ. А? Чего?
ОЛЬГА. Мишенька...
МИХАИЛ. Да чего?
ОЛЬГА. Мне Бог пальцем грозит, когда приходит. Придёт, сядет в углу, сидит и грозит, грозит... Смотрит на меня так нехорошо, а, Миша? Слышишь, нет?
МИХАИЛ. Ну, опять с ума стала сходить? Не придуривайся! Опять свои мультики начала, ну?
ОЛЬГА. Нет, Мишенька. Дяденька такой с бородой. Толстый-претолстый. Настоящий. Бог. Бог он. Он всё время ко мне приходит. Грозит пальцем и всё. Отстань от меня, Миша, а? Отстань?
МИХАИЛ. Болтает чего-то. Не в настроении, что ли, ага? Запридумляла. Вроде, два месяца довольна была, радовалась, ждала, а теперь - надулась, завыдумляла? А что-то не всасываю, чего ты, а?
ОЛЬГА. Миша, я тебе вообще говорю, вообще. Отстань от меня, а? Давай, лучше разбежимся по-добру, по-здорову. Добром ведь это дело не кончится. Мне с Иркой твоей стыдно встречаться. А она у тебя беременная. Стыдно, жалко её. И чего мы с тобой такое придумали? Любви ведь нету. Ирку ты не бросишь. У тебя к тому же двое детей. Зачем вот? От скуки всё. Не надо больше. Уходи давай. Больше чтоб не появлялся. Хватит! У нас вон квартирант вчера приехал. Новый. Перед ним неудобно мне. Молодой специалист, только что отучился, из Ленинграда приехал, работать будет. Понимаешь меня, нет? Всё, Миша. Уходи и не приходи больше, ладно? Больше я тебе двери не открою. Всё. Уходи.
Снова крик за окном. Ольга и Михаил не обращают на него внимания.
МИХАИЛ. Квартира-ант? А чего тебе этот квартирант? Чего ты его приплела? Тебе-то он с какой стати? Мать на нём деньги зарабатывает, ну и пусть, тебе-то чего? Пусть сидит в своей комнате... Чмошник какой-то, белый, в очках...
ОЛЬГА. (Встала.) Хватит, сказала! Поиграли и ладно! Больше ты ко мне не приходи! Всё. Не трогай меня! А больная, понял? А на уколы хожу, понял? Не трогай меня, понял?
МИХАИЛ. Орать будешь в морге. Орёшь тут мне... А решаю, как делать, я, я, а не ты. Орёшь тут мне... А ведь и прибить могу. И тебя и квартиранта твоего. Ну? Хочешь?
ОЛЬГА. (кричит.) Не трогай его! Только тронь его! Не смей!
МИХАИЛ. Ясно, ясно... Ишь, как заверещала... Научил я тебя по мужикам ходить, так, что ли? На квартиранта решила переметнуться, с ним шашни крутить, ага? Научил на свою голову, ага? Синявка ты вокзальная, синявка, синявка...
ОЛЬГА. (с кулаками на Михаила.) Молчать мне тут! Заткнись! Иди отсюда, сказала, иди, иди, понял?!
МИХАИЛ. Поговори, поговори ещё со мной так, покричи-ка тут так, покричи. Ишь, орёт. А ведь про тебя и матери твоей могу сказать, а? Расскажу, расскажу! Скажу, ты вот мантулишь на доченьку на свою, думаешь, что она больная у тебя, ага? Ты вот, скажу, билеты по ночам на сеансах рвёшь, а доченька твоя не больная, не больная, нет! Не больная она! Так с мужиками порется, что аж резиной пахнет, вот так!
ОЛЬГА. Пошёл вон, скотина. Вон, сказала.
МИХАИЛ. Крокодилина какая. Научил её на свою голову, орать стала. (Идёт к двери.) Да радоваться должна, что я на тебя, сучку такую, глаз положил! Кому ты ещё нужна? Мурлин Мурло! Да меня, знаешь, сколько баб хочет? Одна другой лучше! Вот так! А я тебя, тебя выбрал! Можно сказать потому, что пожалел, потому, что квартиры рядом, ходить далеко не надо... А она... Двадцать восемь лет, гляжу, а всё мается, пожалел её, взял её, Мурлин Мурло несчастное!
ОЛЬГА. Иди, иди, иди вон отсюда, вон отсюда, вон, вон!
МИХАИЛ. (у двери.) Скажу ещё матери твоей, что ты меня сама в постель затащила! (Ольга выталкивает Михаила, тот сопротивляется.) Что, не так, скажешь, было, не так, да? Накинулась, чуть не задушила, ну? Не так, да, нет?? Не так?
ОЛЬГА. (держит дверь.) А я вот... я вот... Ирке твоей скажу! Понял? Скажу, скажу!
МИХАИЛ. (держит дверь.) Скажи только... Скажи только, сучка! Ирка в положении, её волновать нельзя! Распрыгалась мне тут, вошь, блоха, сучка! Скажи, скажи! Падла! Попробуй только!
ОЛЬГА. Попробую! Попробую!
МИХАИЛ. Смотри, падла ты такая... Смотри... Завтра приду опять... Устрою тебе наединенцию. Не открой только. Только попробуй не открой. А тебе двери дёгтем намажу.
Ольга захлопнула дверь. Прислонилась к ней спиной. Тяжело дышит. Постояла. Пошла к себе в комнату. Вытерла слёзы. Посмотрела в зеркало. Выдавила на носу прыщик. Красит губы. Михаил стоит на лестничной площадке. Закурил. На площадку быстро поднимается Алексей. В руках у него портфель. Алексей - белобрысый, худой парень в очках. Выглядит гораздо моложе своих 26 лет. Несколько неопрятен в одежде. На площадке темно. Алексей сталкивается нос к носу с Михаилом.


__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:29 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:
Re: Мурлин Мурло

МИХАИЛ. (в темноте.) Стой, кто идёт...
АЛЕКСЕЙ. Свои...
МИХАИЛ. Темно, как у негра в заднице..
Нажал кнопку выключателя, включил на площадке свет. Долго в упор рассматривает Алексея.
Здорово. Ты бык, а я корова. Бык останется быком, а корова - с молоком. Гы-гы.
АЛЕКСЕЙ. Добрый вечер.
МИХАИЛ. Ты, что ли, квартирант?
АЛЕКСЕЙ. Наверное. Можно пройти?
МИХАИЛ. Стой. Давай, познакомимся, покурим, побазарим. Соседи, как никак. Ну, как? (Пауза.) Откуда ты? Из Ленинграда. На комбинат, ага? На него. Насовсем? Сбежишь скоро. А в общагу чего не пошёл? Местов нету. Квартиру снимаешь? Денег много. Скоро будет землетрясение, не слыхал?
АЛЕКСЕЙ. Я пойду, пожалуй, а? Устал.
МИХАИЛ. Мы писали, мы писали, наши пальчики устали. Ага? (Смеётся.) А тебе на всякий пожарный скажу: тебе тут не обломится. А вот наломать я - могу. Зачем она тебе? Ты ей - зачем? Понял, нет, меня?
АЛЕКСЕЙ. Нет, не понял? В чём дело?
МИХАИЛ. Не понял. Поймёшь скоро.. Я тебя предупредил... Иди, иди... Иди, четырёхглазый...
Алексей открыл дверь ключом, вошёл в квартиру. Ольга, подслушивавшая у дверей, отпрыгнула в сторону, в глубину коридора. Михаил постоял, покурил, ушёл в свою квартиру. Его дверь напротив.
ОЛЬГА. (Алексею, радостно.) Здрасьте!
АЛЕКСЕЙ. (снимает плащ, переобувается.) Добрый вечер.
ОЛЬГА. Ваши тапочки вот. Зачем вы их с собой привезли, у нас дома много тапочков. А вы его - не слушайте! Ненормальный он. Не все дома у него. Валет он. Валет.
АЛЕКСЕЙ. Кто? У кого?
ОЛЬГА. У этого... который с вами там сейчас на площадке... Ну, на лестнице-то? У него, знаете ли, одна извилина в голове, и та пунктиром...
АЛЕКСЕЙ. Смешно.
ОЛЬГА. А? Не поняла? Не поняла я?
АЛЕКСЕЙ. Смешную фразу вы сказали. Надо будет записать.
Идёт в свою комнату. Ольга следом. Остановилась на пороге. Смотрит, как Алексей снимает пиджак, раскладывает на столе бумаги, доставая их из портфеля.
ОЛЬГА. Я вот яблоки вам поставила. Ешьте. Свежие совсем. Только что с куста. Это бесплатно, мать не знает. Они у нас в саду растут...
АЛЕКСЕЙ. Ну, зачем же вы без спросу... Нет, нет. Я не буду есть. Спасибо вам. Не буду.
ОЛЬГА. Да вы ешьте, ешьте, она не узнает. Я скажу, что это я ела. Ничего страшного, ешьте, не бойтеся!
Алексей что-то пишет на листе бумаги, берёт яблоко, ест.
АЛЕКСЕЙ. «... и та пунктиром.» У вас дача своя есть?
ОЛЬГА. Ой, да какая там дача! Так, огородик такой, маленький. За городом. Это недалеко, совсем рядом. Три яблони с яблоками, огурцы на грядке, помидоры, вишни, перец. У нас тут всё рядом. Маленький городок, сами видели. Говорят, сколько-то тысяч живёт. А по-моему, человек тридцать. Каждый день одни и те же морды видишь. Мало, в смысле, народу у нас тут...
АЛЕКСЕЙ. А комбинат большой... Огромный просто. На нём много людей работает?
ОЛЬГА. На коксохиме? Ага. Много. На него весь город работает. Каждое утро, как тараканы, из щелей вылазят и ползут на комбинат. Как спальный мешок комбината город у нас будто. Я тоже туда должна была пойти. Работать, в смысле. Больше некуда. Но вот - болею.
АЛЕКСЕЙ. Болеете?
ОЛЬГА. Это не заразная болезнь, не заразная! Вы ешьте, ешьте! Ешьте яблоки, не бойтеся. Я их с мылом вымыла. Я больная, ага. Я десять лет уже дома сижу. Школу как закончила, пошла, поработала немножко, неделю где-то и - назад, всё, амба. На коксохиме работала тоже, ага. Тяжело. Не могу я. Ни работать, ни книжки читать не могу, неохота. Ничего неохота. Так бы и спала всю жизнь с утра до ночи! (Улыбнулась, потянулась.) Вот я какая!
АЛЕКСЕЙ. Разве это болезнь?
ОЛЬГА. (радостно.) Болезнь! Ещё какая болезнь! Врачи говорят: болезнь! Раз уколы ставят, значит - болезнь. Не хотели ставить, так мать сходила, на них, на врачей наорала, стали тогда лечить. У меня мать такая боевая, вы, наверное, уже заметили, ага? Она на бойком месте работает, ей такой надо быть. Она билеты в кино обрывает. Ей все женщины вокруг завидуют, что у неё такая работа хорошая. Для женщины - самая-пресамая работа в нашем городе. И деньги хорошие, и мешки ворочать не надо. Мать потому и боевая. Ей палец в рот не клади - откусит. Вот попробуйте, попробуйте - откусит!
АЛЕКСЕЙ. (спрятал руки.) Да нет, я не буду...
ОЛЬГА. (смеётся.) Ой, какой смешной! Я же так, нарочно сказала, пошутила! У меня мать весь город знает, все знают. Она у нас, как артистка какая известная. Она всё знает. Все новости. Вот, говорит, скоро будет катастрофа, нас всех засыпет или мы утонем. Правда, ага?
АЛЕКСЕЙ. Враньё. Неужели вы верите?
ОЛЬГА. Ой, верю, верю! Такая жизнь у нас у всех, должно же это как-то кончиться? Ну вот. Добром не кончится. Нет, не кончится.
АЛЕКСЕЙ. А что? Какая жизнь? Жизнь, как жизнь. По-моему, всё нормально. Даже замечательно. Как у всех. Крохотный городишко, но довольно мил. А? Довольно мил!
ОЛЬГА. Мил? А-а. Ну да. Конечно, мил. Наверное, мил. Правильно: мил. Раз вам нравится - значит так оно и есть. И правда, чего это я, а? (Смеётся.) Живём мы хорошо-о, ну. Вон, в парке, статýи стоят...
АЛЕКСЕЙ. Стáтуи...
ОЛЬГА. Ага. Статýи. Знаете, я вот раньше думала, что это вот кого-то похоронили и статýю сделали, золотом покрасили, поставили на том месте, где гроб... Их там много, вы сходите, посмотрите... И с вёслами стоят, и с книжками. Белые есть и золотые. Я думала, что это покойники. Крашеные покойники. А оказалось - просто так, для красоты...
АЛЕКСЕЙ. Обязательно схожу...
ОЛЬГА. Ой, а у нас тут развлечения всякие! Вот к нам завтра в дом культуры приезжают лилипуты с концертом. Я два билета купила, два. Сходим?
АЛЕКСЕЙ. Бр-р-р. Смотреть на уродцев? Не стыдно вам? Благодарю покорно. Ни за что не пойду.
ОЛЬГА. Не поняла я? Я говорю: концерт, интересный очень...
АЛЕКСЕЙ. Вы меня извините, я устал на работе. До поздна сегодня работал. Дела разбирал. Как-никак - такая должность. Людьми командовать непросто. Такое доверие... Нужно оправдать. До сна осталось совсем немного времени. Разрешите - я поработаю?
ОЛЬГА. Поработаете? Дак вы ведь только что с работы пришли.
АЛЕКСЕЙ. Ну, в смысле, я хотел посидеть, почеркать кое-что. У меня сегодня по плану нужно написать четыре странички. Понимаете?
ОЛЬГА. Понимаю! Пишите!
АЛЕКСЕЙ. Мне нужно в одиночестве.
ОЛЬГА. А я вам не помешаю. Посижу вот тут вот и всё. Пишите! (Села на кровать, болтает ногами.) Так интересно с вами разговаривать! Неужели вы и вправду знаете, что будет землетрясение?
АЛЕКСЕЙ. Нет, я этого не говорил. Не знаю ничего. Ничего.
ОЛЬГА. А я думаю: если наш квартирант скажет, что будет землетрясение, значит - будет. Потому что я знаю, что вы очень-очень умный. Я это сразу поняла. Значит, будет, ага?
За окном снова крик. Жуткий, дикий. Эхо разнесло его по городу.
АЛЕКСЕЙ. (вздрогнул, подошёл к окну, смотрит на тёмную улицу.) Господи, да что же это такое? Как это вы это терпите? И вчера то же самое было. Ужас, кошмар просто...
ОЛЬГА. Да бросьте вы. Не обращайте. У нас такая история - каждый день. Каждую ночь так, всю жизнь. Музыка Чайковского называется. То ли балуются, то ли на самом деле кого режут. Бог его знает.
АЛЕКСЕЙ. Может, в милицию надо сообщить, позвонить? Пусть приедут, разберутся, а?
ОЛЬГА. Ой, да какая тут милиция? У нас тут её и в помине нет. И звонить нам неоткуда. Телефонов-то нету. Да и не надо, правду говоря. Прям уж, людей беспокоить из-за ерунды. Ишь, милицию! Они ведь на службе, им ведь бандюг ловить надо, зачем же их трогать? (Смеётся.) Я так думаю - просто так орут. Развлекаются от скуки.
АЛЕКСЕЙ. (смотрит в окно.) Разве можно так кричать от скуки? Будто режут, убивают кого-то...
ОЛЬГА. От скуки и не так можно... От скуки ещё и хуже можно. Можно, да. (Пауза.) А вообще-то у нас не скучно. У нас тут очень даже весело. Вам понравится. Кинотеатр есть. Ещё дом культуры. С большими такими колоннами! А ещё мы в детстве видели летающую тарелку! Вот так вот! Да, да, да! Что вы! Так напугались все! Вот тут, над соседним домом! Я, сестра, мать! Видели! Инна, сестра моя, она уже сейчас этого не помнит, и мать не помнит тоже почему-то, а я вот запомнила! Ага, что вы!
АЛЕКСЕЙ. Серьёзно? Тарелку? Видели? Нет, неправда. (Перекладывает на столе бумаги, что-то пишет.)
ОЛЬГА. Вы что! Видели! Тарелку! Ага! Белую! Большую-пребольшую! Над домом вон над тем! Я просыпаюсь, время где-то пять утра, уже осень была, мать в одной комбинашке коло окна стоит. Ну, возле то есть. Стоит и ревёт белугой: «Ой, батюшки, конец света наступил, ой, батюшки, конец света настал, конец света, конец света!!!»
Алексей посмотрел на Ольгу, наклонился над столом. Ольга встала, подошла, смотрит через плечо в его бумаги.
Мы с Инной смотрим, побежали, а там - тарелка висит. Над домом. Я просыпаюсь, время где-то пять утра, осень, мать кричит, ага. Мы ка-ак побежали... А там - тарелка висит. Вот. (Пауза.) Я с тех пор и стала Бога видеть, мультики разные...
АЛЕКСЕЙ. Что-что?
ОЛЬГА. (радостно смеётся.) Ой, вы же не знаете! У меня мультики всё время, всю дорогу, ага! (Быстро.) Я как в темное место зайду, так мне сразу дядька с бородой является, ага! Сядет, сидит. Сидит и смотрит. Не страшный, нет. И какие-то картинки потом начинаются, музыка, страны, страны начинаются, книги будто, пальмы такие - красивые-прекрасивые! И главное - дядька этот. Сидит!
АЛЕКСЕЙ. В темноте?
ОЛЬГА. Да. Ага.
АЛЕКСЕЙ. А откуда вы знаете, что это Бог? Может, совсем - нет?
ОЛЬГА. Не знаю. Я его так называю. А вообще-то - просто дядька с бородой и всё...
Большая пауза. Алексей внимательно смотрит на Ольгу.
АЛЕКСЕЙ. Понятно... Понятно... Какая вы странная всё-таки... Надо же... Бог, говорите?
ОЛЬГА. Ага! Бог!
АЛЕКСЕЙ. Интересно. Понятно... Очень вкусные яблоки... (Кашлянул.) А вы... вы почему не идёте, не смотрите телевизор? (Пауза.) Там, кажется, сегодня детектив?
ОЛЬГА. А у нас телевизора нету. Мать им облучается. Потому и не покупаем. Был у нас раньше - продали. Потому что мать телевизором облучается. Ей на работе сказали, что от телевизора - облучение.
АЛЕКСЕЙ. (пораженно.) Как это?!
ОЛЬГА. Не знаю. Мать говорит: спать не могу, телевизор, говорит, меня облучает. Вот мы его и продали.


__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:31 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:
Re: Re: Мурлин Мурло

АЛЕКСЕЙ. Ну, можно было бы ведь на кухню поставить или в другую комнату. Вот сюда, например, а? Вы не пробовали?
ОЛЬГА. Пробовали! Куда там! Всё равно облучает! Мать говорит: скрозь стенки проходит!
АЛЕКСЕЙ. Что проходит?
ОЛЬГА. Не знаю. Облучение, наверное, проходит.
АЛЕКСЕЙ. Сквозь стены?
ОЛЬГА. Ну да. А облучение - это очень плохо. От него все-все болезни. Мать говорит, ей на работе сказали так. Полысеть даже можно, говорит, от облучения.
АЛЕКСЕЙ. От телевизора?
ОЛЬГА. Ну да, от телевизора. Вы разве не знали? Ну вот. А говорите ещё - образованный. Как же вы так не знаете этого? Это все у нас в городе знают. Все облучаются, но всем охота телевизор смотреть и всё. У нас все беды от телевизора, от лучей его. Даже когда он выключенный, от него, знаете ли, такие лучи идут, невидимые глазу и попадают на человека. Да! Вы что! Я, правда, тайком от мамки ходила к Ирке, соседке нашей, смотреть многосерийную телевизионную картину «Рабыня Изаура». Такая хорошая жизненная картина. Я плакала. От начала и до конца. Мне так её было жалко, рабыню-то. Такая, знаете ли, порядочная женщина, культурная. Несчастная такая. Как я. О-о! Ну да я немножко походила, несильно облучилась, так что ничего...
АЛЕКСЕЙ. Да. Интересно... Очень интересно...
ОЛЬГА. А можно вас спросить?
АЛЕКСЕЙ. Мы на «ты», кажется. Давайте, на «ты». Мы ведь почти ровесники. На «ты», да?
ОЛЬГА. На «ты», да. А можно вас спросить? Пойдёмте ко мне в комнату. В большую, в ту, а? А то тут сейчас вонять стало.
АЛЕКСЕЙ. Да, правда, запашок какой-то есть... (Удивлённо.) Это что такое?
ОЛЬГА. А вот у нас в городе такая беда, такое горе. Ветер с птицефабрики дует - пахнет одним. А потом с коксохима начнёт дуть - другим пахнет. А у нас такая квартира, что одни окна на птицефабрику, вот эти, ваши, а другие, в той комнате, на коксохим. На комбинат, то есть. Вот сейчас здесь с птицефабрики пахнуть стало. Пойдёмте туда, а? Мать говорит, что полезно этим воздухом дышать для здоровья, только мне противно очень. Туда, а? У меня там тетрадка есть, альбом...
АЛЕКСЕЙ. Ну, ладно, хорошо, пошли. (Встал из-за стола.) Только ненадолго, надеюсь. Может, тут форточку закрыть надо?
ОЛЬГА. Не надо. Это дохлый номер. Скрозь щели пройдёт. Вонять будет ещё сильнее. Само выветрится потом. Пойдёмте.
АЛЕКСЕЙ. Только ненадолго.
ОЛЬГА. Нет, нет! Ненадолго! Мы быстро! Я знаете, что ещё вам хотела сказать...
Выходят в коридор. Ольга пятится спиной вперёд, показывает Алексею дорогу. Входит в большую комнату.
Садитесь... Нет, на диван, ага. Не бойтеся, не замараете. Тут накидушки есть. Мать сама на мебель накидушки шьёт... Вот я вам хотела ещё сказать про Бога и про мать...
АЛЕКСЕЙ. Что-что?
ОЛЬГА. Нет, вы не то подумали! (Смеётся.) Смешной вы! Я вам хотела рассказать, что мне Инна в детстве рассказывала...
Быстро вошла в «тёмную» комнату, взяла с полки альбом, вернулась к Алексею, села на стул, принялась лихорадочно листать альбом. Алексей сидит на диване, осматривается.
АЛЕКСЕЙ. Сколько тут у вас цветочков, горшочков... Море!
ОЛЬГА. Ага. Море! Это я сама сажаю. Кактусики, всякие разные цветы. И мать тоже сажает. Мичуринцы! Мы с ней - мичуринцы! (Смеётся.) Ну вот, слушайте, что мне Инна рассказывала. Мать набьёт Инку, набьёт, а она мне плачет и говорит: «Ольга, наша мамка плохая, очень плохая. Старая и плохая. Знаешь, она такая старая, что даже дяденьке Иисусу Христу прибивала гвоздиками на кресте руки...»
АЛЕКСЕЙ. Бред какой-то...
ОЛЬГА. Ага. Говорит: «Вот этот мизинчик она прибивала гвоздиком...»
Взяла Алексея за руку, потрясла за мизинец. Тот испуганно отдёрнул руку.
А мне мать про Бога рассказывала, молиться меня учила, да так и не научила. А после того, как Инка мне рассказала, думала про мать: «Ну какая же она гадина, так скрывает своё отношение к Богу! Ведь сама же, сама же ему руки прибивала, а сейчас вон как хитрит, вроде как даже молится ему и меня учит молиться...» А сейчас вот вспоминаю, что Инна мне про мать говорила, вспоминаю, как мать без мужика жила вся жизнь, потому что у нас отец давным-давно умер, вспоминаю чего-то, вспоминаю... И мать мне так жалко-жалко становится, не знаю даже почему. (Смеётся.) И Инну мне жалко. Несчастная она. Мужик у нее утонул, детей нету. Она выпивает часто. Больше ей делать нечего. Её ругают все. Мне всех-всех жалко-жалко, знаете. Даже мух не убиваю: вон их сколько у нас летает. Они же живые, правда? Жалко. Все мы несчастные. Иногда думаешь: правда бы, что ли, нас всех засыпало бы или утопило бы всех, как котят. Чтоб не мучались. У меня аж сердце иногда заходится - так мне всех жалко. Богу всё жалуюсь, жалуюсь. Жалко всех-всех. Не знаете, почему это так, а?
Большая пауза. Алексей сидит на диване, руки сложил на коленях. Улыбается, смотрит на Ольгу.
АЛЕКСЕЙ. Какая вы странная... Удивительная просто...
ОЛЬГА. Правда?
АЛЕКСЕЙ. Никогда я таких людей не встречал... Странная... Интересно. (Пауза.) Вы мне страшные истории рассказываете... Страшные-престрашные... То про лилипутов, то про Христа, то про Бога, который приходит и сидит. То вот про тарелки какие-то... Просто, как в детстве бывало: «Стоит чёрный-чёрный дом, в нём живёт чёрный - чёрный человек...»
ОЛЬГА. (смеётся.) Ага. А он выходит и говорит: «Отдай моё сердце!»
Душераздирающий крик за окном. Алексей вздрогнул. Помолчали. Засмеялись оба.
ОЛЬГА. Вот. Напишите мне сюда. На память. (Протянула Алексею альбом.)
АЛЕКСЕЙ. (взял альбом, положил на колени, листает его.) Я не знаю что.
ОЛЬГА. Знаете, знаете! Как не знаете! Вспомните хорошенько!: «Писал не писатель, писал не поэт, писала девушка в двадцать лет!» Это я придумала. Сочинила. Когда мне двадцать лет было. А сейчас - вон уже сколько. Вот эту страничку видите?
АЛЕКСЕЙ. Ну?
ОЛЬГА. Пишите сюда самое главное. Тут сверху что написано?
АЛЕКСЕЙ. (читает.) «Открыв секрет, себя погубишь, теперь скажи, кого ты любишь...» «Любишь» с мягким знаком надо писать...
ОЛЬГА. (смеётся.) Пишите, пишите! Не бойтеся! Это секретная страница! Я её потом заклею! А вообще этот альбом ещё никому не показывала! Вы первый! Его читать никто не будет! Ну, пишите?
АЛЕКСЕЙ. (поправил очки.) Я никого не люблю.
ОЛЬГА. (тихо.) Неправда... Неправда это... Любите... Я по глазам вижу - любите. Сильно любите... У всех глаза пустые-пустые, а у вас - нет... Любите, любите, любите...
АЛЕКСЕЙ. А зачем это у вас в комнате две двери входить сделаны?
ОЛЬГА. А это, мать говорит, сделали, чтоб покойника легче было выносить можно было, чтоб гроб разворачивать...
АЛЕКСЕЙ. А Эта дверь куда? Здесь тоже комната?
Встал, открыл дверь в «тёмную» комнату. Ольга вскочила, показывает.
ОЛЬГА. Ага. Это моя комната. Когда мне ночью мультики приходят, я разговариваю, кричу даже во сне. Дак мать придумала меня сюда поселить. Чтоб не мешала. Тут хорошо. Вон, артисты кругом какие на стенках, видите? А все кина у матери в кинотеатре посмотрела, все до одного, по многу раз даже некоторые. Бесплатно ведь! А здесь свечку иной раз ставлю. Мать ругается, чтоб не спалила дом...
Встали в тёмной комнате друг против друга. Ольга присела на топчан. Смотрит снизу вверх на Алексея.
АЛЕКСЕЙ. Хорошая комнатка. Везёт. Везёт вам. Главное, есть возможность сбежать, спрятаться от всех. Завидую вам.
ОЛЬГА. Ой, не завидуйте мне, не надо! У меня такая жизнь поганая! (Пауза.) А мать на квартиру только парней берёт. Хочет меня замуж выдать поскорее. Чтоб мы знакомились с ними, с парнями. (Смеётся.) И Инне надо замуж, и мне тоже надо замуж. Ребёночка маленького надо обязательно заиметь. Я так сильно хочу ребёночка! Сильно-сильно! Вот такого! Я бы нянькалась с ним, тетешкалась, купала бы его... Во-от. Кошку мать не разрешает заводить, говорит: вонько от неё... А я бы и кошку нянькала. Во-от... Да только у нас никто не задерживается, все сбегают из нашего города, не нравится им. А я вот думаю: нашёлся бы человек, забрал бы меня отсюда, я бы тому человеку согласна была бы и ноги мыть и всё-всё на свете делать! Детей ему рожать!
АЛЕКСЕЙ. Я пошёл...
ОЛЬГА. Постой, Алёша... Погоди... Мне надо... (На цыпочках быстро пробежала в коридор, дёрнула входную дверь, мгновенно бежит назад.) Постой, Алёша... Скажи, я страшная, да? Или они всё придумывают? Да? Страшная? Правда? Скажи правду?
Дышит Алексею в лицо. Алексей сел на топчан.
АЛЕКСЕЙ. С чего это ты взяла, что ты страшная. У тебя вон какой духовный мир огромный... (Пауза.) Совсем ты даже и не страшная... Нормальная ты... Даже симпатичная... А пойду, всё. Спокойной ночи.
ОЛЬГА. Ну вот, вот, вот! Вот, вот! Ты сказал! Ты сказал! Я знала, что они всё врут, знала, знала!
АЛЕКСЕЙ. Кто? (Пробует выйти из комнаты, Ольга не пускает его.)
ОЛЬГА. Мальчишки! Этот вон тоже! Все кричат, что у меня нос, как варёная картошка! Говорят, что я Мурлин Мурло! Дураки придумали кличку! А что это такое, я и сама не знаю! Врут, ага? Алёша? Я ведь совсем не Мурлин Мурло какое-то, я на неё не похожа, нет? Ты же вот только что сейчас сказал, что у меня этот... как его... очень большой, правда ведь?
АЛЕКСЕЙ. Сказал, да...
ОЛЬГА. Ну вот! Я красивая! Я очень красивая! А они ничего не смыслят! Неправда! Я такая добрая, я всех люблю, всех жалею! Я очень красивая! Я раздевалась, в зеркало на себя смотрела, когда матери дома не было! С лица воду не пить, мать мне говорит! Вот! Она говорит, что я куколка базарная! Красавица, говорит! Тело у меня красивое, вот так, Алёшенька! Алёша, Алексей, вот так...
Торопливыми пальцами принялась расстёгивать пуговки халата. Длинный, пугающий звонок в дверь.
(Плачет.) Господи-и-и-и...
Алексей, зажатый в угол, вскакивает с топчана, вываливается в большую комнату, перекидывает несколько горшочков с цветами, топчет цветы, быстро убегает в свою комнату, захлопывает дверь, прижимается к ней. Потом бросается за стол, принимается лихорадочно писать. Встал, поправил портрет Хэмингуэя, снял его, попробовал поставить в другое место. Снова повесил. Что-то быстро пишет. Ольга трясёт головой, разбрызгивая слёзы. Встала. Пошла к двери, потому что звонят и звонят.


__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:32 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:
Мурлин Мурло

ОЛЬГА. Кто там? Я тебе сказала - не ходи! Заманал не пробегал? Нет? Чего надо, ну?
ИННА. (за дверью.) Пусти, зараза... Оглохла, что ли?
ОЛЬГА. Инна, ты?
ИННА. Да кто ещё-то? Кому вы нужны, кроме меня? Открывай, а то разнесу дверь сейчас к ебене матери... Собака!
Ольга открывает дверь. На пороге стоит ИННА. Ей 35 лет. В белом запачканном грязью плаще. Губы размалёваны. Весьма, так сказать, потасканная дама. В данный момент - пьяная.
ОЛЬГА. (кричит.) Ну, чего тебе? Зачем пришла так поздно? Ходишь тут, людей пугаешь... Я уже сплю, матери нету, чего тебе надо? Нету у тебя дома, что ли, что ты шляешься по людям среди ночи, ну?!
Инна встала в коридоре, приняла позу манекенщицы, запахнула оранжевый шарф на шею.
ИННА. (громко.) Инна Зайцева! Советский Союз! Впервые без намордника! (Радостно.) Оля! Пришла проститься с вами! С тобой, сестричка. С мамочкой. Говорят - сегодня ночью шандарахнет. Всех нас накроет. Давайте, простимся, что ли, по-человечески, хоть вы и суки обе, собаки натуральные! (Достала из сумки бутылку дешёвого вина.) Ну, что смотришь? Ага. Я опять кривóлла. Ну, а как тут не напиться? Оля? Сестричка моя милая, родная, как? (Плачет, обнимает Ольгу.) Сегодня, сказали, будет нам всем ночью пиз... Ну, кранты, то есть, понимаешь? Всё, Оля, в последний раз! (Рыдает.) Милая моя! Прости, что я тебя обижала! Но и ты тоже падла порядочная всегда была! И мама твоя! То есть, наша общая! Надо сегодня, однако, простить все грехи друг другу, а? Давай, а? Ну?
ОЛЬГА. Кто тебе сказал?
ИННА. По радио передавали. Только что. Всё. Финиш. Левитан, говорят, сказал: «Приготовьтесь, товарищи, сейчас наша планета столкнётся с другой. Просим соблюдать спокойствие...»
ОЛЬГА. Какое ещё спокойствие? Чего он мелет-то? Кто тебе сказал?
ИННА. Сама слышала! Оля! Включила радио, Левитан сообщает: мол, недолго музыка играла. Ну, я взяла и напилась в последний раз в жизни. Всё равно помирать, а чего? Чтоб не страшно было. Сходила, денег заняла, купила вот бурдёшки. Но вас помню. Решила придти. Милые мои! (Рыдает.) Конец света настал! Как было в Библии написано, так оно и вышло! Ведь говорили, все говорили: готовьтесь, суки, готовьтесь, а мы, дураки, не верили, не слушали, не верили в Бога в душу твою мать! Всё, Оленька! Сегодня ночью нам всем конец! Всё, Оля! (Серьёзно.) Может, в бомбоубежище пойдём?
ОЛЬГА. (растерянно.) Какое тут убежище?
ИННА. (помолчала.) Ну, что? Я так и буду тут стоять, ага? Стоит, на пути встала, кабанера какая! Пусти!
Сняла плащ, толкнула Ольгу, прошла на кухню, заглядывает во все горшки, гремит кастрюльками. Поставила на стол бутылку.
Что же вы мне не сообщаете? За родню уже не считаете? Не хочете со мной знаться, так?
ОЛЬГА. Не подкалывай опять....
ИННА. Ну, ну. Мать где? На работе?
ОЛЬГА. Опять ты пьяная...
ИННА. А ты опять трезвая! Не звезди-ка ты, гвоздика. Встала, стоит, смотрит, ишь!
Достала сигарету, пошла к комнате Алексея. Ольга встала на пороге, не пускает.
Пусти, ну?
ОЛЬГА. Не ходи. Он работает.
ИННА. Ой, с кем это он там работает? (Оттолкнула Ольгу, стучит.) Тюк-тюк!
АЛЕКСЕЙ. (фальцетом.) Кто там? (Кашляет.)
ИННА. Сто грамм! Можно войти?
Алексей вскочил, смял бумажки, на которых он что-то писал, испуганно смотрит на Инну.
Молодой человек, дайте даме спичку. Всё обыскала - ноль. В чём дело - не понимаю. Спички стали дефицитом, что ли? К концу света, ага? Просто дифферинциация какая-то, такая колбасень с этими спичками... (Смотрит на Алексея, улыбается.) Какой молоденький...
АЛЕКСЕЙ. (зажёг спичку.) Пожалуйста...
ИННА. А что это вы так волнуетесь?
АЛЕКСЕЙ. С чего вы взяли? Вовсе нет.
ИННА. Ручки дрожат. (Пауза.) Тут у нас до вас был один квартирант. Я вот тоже у него всё время спички просила. Он такой наглючий был. Говорит: «У меня спичек нет. Есть, говорит, одна и то - сырая!» (Стучит себя ладонью по губам.) Пардон меня! Сбежал быстро! От нас прям все сбегают. Но вы-то от нас не сбежите! Не-ет! Сейчас по радио передавали, что вот-вот всех нас чпокнет. Левитан передавал.
АЛЕКСЕЙ. Что передавал? Какой Левитан?
ИННА. Такой, натуральный. Который войну объявлял.
АЛЕКСЕЙ. Он давно умер...
ИННА. Ну да, умер, дожидайся! Как же! Живой! Живо-о-ой! Сама слышала, своими ушами! Всё. Конец света. Вот, не верили в Бога, а теперь по радио начали передавать. Вот такушки. Ну? Расскажите: кто вы, что вы, молодой человек, а?
АЛЕКСЕЙ. А вы-то, вы-то кто, я не понимаю?
ИННА. Ах, пардон, ёк-макарёк, не представилась! Инна Зайцева! Советский Союз! Впервые без намордника! Сестра вот этой... Ольги, то есть. Я тут жила когда-то. Замуж вышла потом. (Плачет.) Неудачно. Муж гикнулся. Пьяный в речке утонул. Комнатка у меня есть. В Заречном. На стройке тружусь. Маляром. Вся анкета моя - вам! (Смеётся.) Ну, что стоим?
АЛЕКСЕЙ. Не-не з-знаю..
ИННА. Пойдём, вмажем. Спать ляжем. Сопли распустим, никого не пустим! (Стучит себя ладонью по губам.) Пардон меня. Покраснел малыш даже. Невинный, в очках даже... (Смеётся.) Выпьем пошли! Напоследок, в последний раз. Скоро шарахнет - и все дела. Всем каюк. Надо ведь накиряться. А то так - неинтересно. Познакомиться, а?
АЛЕКСЕЙ. (помолчал, вздохнул.) Пошли.
ИННА. Ну и молодец. За бутылкой разберёмся, кто кого и с кем.
Вышли в прихожую. Ольга стоит у дверей - всё слышала.
Ну, что смотришь, Манда Ивановна, накрывай на стол! (Стучит ладонью по губам.) Извиняюсь, я с ней по-родственному, любя. Пошли, выпьем? Больная ведь ты? Больная. Лечиться надо. Пошли. Ой, да что ты себя на лопате подаёшь, что ты смотришь таким змеем? Ну, квартирант у вас новый, ну, надо же мне с ним познакомиться, поговорить? Надо? Ну, с кем мне ещё разговаривать? Он мне о дальних странах расскажет, вот! Накрой на стол, не пучь бельмы свои!
Ольга пошла на кухню. Инна и Алексей следом. Ольга поставила на стол закуску, стаканы, тарелку с помидорами.
Это сестрёнка моя, любименькая, родненькая... Чего ты накрасилась, как фуфло какое? А мух, мух у вас сколько! Интеллигентным людям, блядь, в гости придти нельзя! (Стучит ладонью по губам.) Пардон меня. Ты нам давай - мухи отдельно, котлеты - отдельно. Садись, Лёша. «Алексей, Алёшенька, с-с-сынок! С-с-словно с-сын её услышать мог!»... (Заплакала, опять весело.) Да я знаю, знаю, как тебя зовут. Знаю ведь. У нас в нашей деревне всем всё известно! (Снова запела.) «Вот так и живё-ом! Не ждё-о-ом тишины! Нам скажут, она зарыдает!...» Бьёмся, бьёмся, к вечеру - напьёмся! Давай! Прощайте, товарищи! (Заплакала.)
Налила вино по стаканам, все выпили. Пауза. Инна смотрит на Алексея выжидающе, ухмыляется.
Ну? Давай!
АЛЕКСЕЙ. Чего давать?
ИННА. Говори давай.
АЛЕКСЕЙ. О чём говорить?
ИННА. Ну, речь говори!
АЛЕКСЕЙ. Какую речь?
ИННА. Здра-асьте. Про дальние страны рассказывай. Как они там живут, как одеваются, что едят, как на машинах ездют.. Ну, про то, как они там сношаются, что ли...
ОЛЬГА. Инна! Инна!
ИННА. (стучит ладошкой по губам.) Извиняюсь, вырвалось. Извините, товарищи. Думала: в кругу подруг на стройке коммунизма! Я извиняюсь... А эта - смотри, смотри! Не любит выражений! Ну, пардон меня, пардон меня. Ишь ты, а? Да у нас всё по-простому. Ты вот, Алексей, скажи мне лучше: есть вот оно или нет?
АЛЕКСЕЙ. Что именно?
ИННА. Ну вот это, центральное?
АЛЕКСЕЙ. (вытирает губы.) Не понял?
ИННА. Ну, центральное? (Пауза.) Ну, что по телевизору показывают - вот это: оно есть или его нет?
АЛЕКСЕЙ. Не понимаю...
ИННА. Не понимает он! А вот смотрю иногда туда, в телевизор-то и думаю: нет, не может быть, чтобы всё это, вся такая красота была на свете! Не верю! А вот думаю, что это просто так такое кино сняли. Ещё музыки подпустили, туману, чтоб совсем красота была. Не верю! А вот думаю, что кроме нашего Шипиловска долбаного ничего нет на белом свете. Понимаешь? Нет, нет и всё! А только есть на свете вот эти четыре наши улицы: Ленина, Свердлова, Красноармейская и Экскаваторная и - всё... И больше ничего! А там за городом - только лес, лес, лес, без конца лес, лес... И где-то там в воздухе сидят какие-то люди, которые для нас всё придумывают, понимаешь? Чтоб всех нас успокаивать, чтоб мы работали на этой работе долбаной с утра до ночи, с утра до ночи, с утра до ночи и ни про что не думали, понимаешь? Только мы одни - и всё! И как заведённые: с утра бежать на работу вкалывать, потом домой - спать, жрать. Потом опять на работу... И так каждый Божий день, каждый Божий день, каждый Божий день, каждый, каждый... А вот в отпуск ехать куда-то боюсь. Потому что по телевизору говорят: везде красота и счастье, а вот люди рассказывают, что везде воры, везде убийцы сплошные, везде! Говорят, даже людоеды появились. Людей вот, говорят, варят и едят. Пирожков наделают и наяривают: по десять копеек людям в киосках продают. И разоблачают их только тогда, когда из пирожка случайно ноготь человеческий вылазит, непромолотый, понимаешь? Везде, говорят, страшные просто дела творятся. А жить охота. Вот охота мне жить - ну, до смерти охота! Хоть какая жизнь у меня поганая, а вот охота! Хочу, понимаешь ли, жить! Ну, понимаешь ты меня или нет? Ну, что я тут сейчас сказала такое - ты понял или нет? Понял?
АЛЕКСЕЙ. Не понимаю... То есть, понимаю, но не совсем...
ИННА. Ага. А понимаю, когда вынимаю. Вот так. Не поймёшь ты. Не понимаешь ты! Вот зараза, а? Язык у меня не выговаривает всего того, что думаю... Ты вот мне вот что скажи тогда: Москва-то стоит ещё или нет уже, провалилсь, может, а?
АЛЕКСЕЙ. Москва? Москва - стоит. И Ленинград - стоит...
ИННА. Ну вот. В Москве стоит, в Ленинграде стоит, а в Шипиловске долбаном - не стоит! (Поёт.) На столе бутылочка, пойдём выпьем, милочка!
ОЛЬГА. Ну что ты мелешь? Человек посторонний, что он о нас подумает? Алексей, вы не обращайте внимания на неё, она вообще такая развязанная женщина, такая развязанная, просто ужасно
ИННА. Ладно ты, Мурлин Мурло! Гундосишь! Заткнись!
ОЛЬГА. Сама страхолюдина! Красавица мне нашлась тут! Не кури давай! Не слушайте её, Алексей, не слушайте!


__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:33 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Хэлика
Театрал

Jul 2006 [Cообщений: 814]
Город:
Re: Мурлин Мурло

ИННА. А вот как дам тебе сейчас в глаз. (Пауза. Стучит ладошкой по губам.) Пардон меня, мы по-родственному всё время. Бывает, кудри даже начнём друг дружке рвать. А то ведь скучно. И с мамой, бывало, сколько раз скублись. Стенка на стенку, ага. Подерёмся, поревём потом - всё ж таки развлечение. А так - скука! Мы - как мыло простые, понимаешь? Все перед тобой. Мама - в гортопе работает, ну, город топчёт, сплетни собирает. Я на стройке коммунизма наяриваю. Ольга вон с Боженькой с утра до ночи разговаривает. (Заплакала.) Жалко мне её... Ну, ненормальная она, придурок, ты уже понял, ага? Ты на неё внимания вообще не обращай, понял?
ОЛЬГА. Замолчи, сказала! Замолчи!
ИННА. А что тут такого? Тихая семейка. Маленький такой дурдом. Шизики-френики. (Вдруг зарыдала, забилась головой об стол.) Оляа-а-а! Давайте, выпьем! Попрощаемся, я ведь совсем забыла! Сестричка моя милая! Прости меня! Сколько раз я тебя обижала! Сейчас вот помрём, задавит нас всех, как тараканов! Всех! И тебя, Алексей, вместе с нами! Тебя-то за что, миленький? (Притянула Алексея к себе, смачно поцеловала.)
ОЛЬГА. Сядь! Не трогай!
АЛЕКСЕЙ. Можно, я тоже закурю?
ОЛЬГА. Курите, курите, я форточку открою. А ты не кури! Не туши в цветах папиросы свои! Мать ругаться будет!
Ольга открыла форточку, села на место.
ИННА. Не орите, девушка, без вас голова болит! (Алексею.) А вот обо мне в городе все говорят, что я такая-растакая... Мать меня даже в дом не пускает, злится. А я совсем, совсем чистая!
ОЛЬГА. Хватит тебе!
ИННА. Да у меня мужиков было после мужа - один-два и обчёлся. Ну, замужем они все, порядочные вроде как. А я - вдова. Муж утопился в речке. До сих пор найти не могут. Десять лет ищут. А я думаю, что он не утонул. Он в тот день не пил, гад такой! Я помню! Он сбежал от меня просто, думаю я! От такой жизни сбежал пёхом, до Москвы, втихомолку! А что? Так оно и есть. Ну, короче. Про моих мужиков весь город знает всё. Ну, про то, как мы с ними вошкались. Пардон меня. Одна жена приходила ко мне окна бить. Не достала - я на четвёртом этаже живу. Мужик нынче пошёл, должна я тебе, Лёшенька, как представителю из центра, пожаловаться - тьфу мужик пошёл! Один мне так прямо и сказал: «Ты мне, Инночка, нужна для удовлетворения моих низменных потребностей!» Понимаешь? Детей не хотят. Не получается у них. Дети-то по любви получаются. А любить - никто не может. Вот ты тоже - тут сидишь. Вот скажи мне, кого ты любишь или не любишь? Никого ведь тоже, ага? Тоже ведь, как все, ага?
ОЛЬГА. Замолчи, я тебе сказала!
АЛЕКСЕЙ. (захмелел.) Нет, я люблю! Страстно!
ИННА. Ой, правда! Скажи, кого?
АЛЕКСЕЙ. А люблю... люблю великую русскую литературу!
ИННА. (хохочет.) Ну вот, вот! А же говорила! Кто такая? Почему не знаю?
АЛЕКСЕЙ. Книжки надо читать, книжки, Инна, дорогая! Книжки! Выпьем! Выпьем все вместе. Ура-а-а!!!..
ИННА. (чокнулись, выпили.) Давай! За твою, стало быть, любовь...
АЛЕКСЕЙ. (с грохотом поставил стакан, ест помидор, обливается соком.) Вот вы смеётесь? Да? Смеётесь, смеётесь? Да?
ИННА. Да мы на полном «сэ»!
АЛЕКСЕЙ. (хохочет.) Нет, вы смеётесь! Вы хохочете, да? А ведь я и вправду счастливый человек! Потому что люблю! До боли в сердце! До онемения! До ужаса! До спазм в глотке!
ИННА. Вот это да-а... До ужаса разве любят? Это как же? А? Ну-ка, расскажи нам про свою любовь, а? Нам с Мурлин Мурло про любовь обязательно надо знать... Давай, давай, давай! Слушай, Мурлин!
АЛЕКСЕЙ. Что рассказать вам, девушки, что рассказать? Ох, да разве можно рассказать, что такое воздух, солнце, чистое небо, трава после дождя?! Невозможно, милые мои! Немыслимо!
Машет руками. Ольга смотрит на Алексея восхищённо, Инна - испуганно.
Девушки! Я должен вам поведать следующее! Вот что: я живу в вашем городе вот уже целых два дня и должен сказать вам честно, нелицеприятно, со всей откровенностью, что я, глядя на вас, удивляюсь! Удивляюсь вашей жизни, вашему укладу! Как вы можете так жить? Грустно всё это... Нужно всё перестроить, переделать, перекроить! И всё встанет на свои места. Я, конечно, буду стараться, сколько хватит сил моих, чтобы всё взбудоражить в городе, чтобы началась другая жизнь, иные мысли чтобы возникли в головах людей! А сделаю, я обязательно сделаю это, у меня хватит сил, у меня много сил, желания! Сил и желания! Опомнитесь, дорогие мои! Весь город пьёт! Мы с вами вот - тоже! У меня на работе все пьяные или с похмелья! Почему все пьют? Почему?! Разве нельзя иначе устроить свою жизнь, организовать её так, чтобы не было ни минуты свободной, праздной, бессмысленной!? Вам всем, всем, всем необходимо са-мо-со-ве-ршен-ство-ва-ни-е! Каждый должен поставить перед собой цель! И идти к ней, не сворачивая и не сбиваясь! А цель необходимо поставить огромную, ясную, значительную! Не к благополучию, скажем, стремиться надо... ну, там, к даче, к машине или к... ну, что там ещё есть? Я не знаю! Не важно! Так вот! Не это главное, девушки! Не это! А главное, как я уже сказал - самосовершенствование! И спасти вас может, помочь вам сможет - моя любовь! Она спасёт! Моя любовь!
ОЛЬГА. Правильно! Ой, правильно вы говорите! Ваша любовь! Правильно!
АЛЕКСЕЙ. Нет, нет, вы меня не поняли! Не моя конкретно любовь, как единица измерения... То есть, спасёт вас только то, что я люблю! То есть, великая русская литература!
МОЛЧАНИЕ.
О, девушки мои милые и дорогие! Если бы многомиллионная толпа, масса читающих с вниманием и жаром и страстью прочитали бы и продумали бы из страницы в страницу великих Достоевского и Толстого, если бы все люди задумались над каждым их рассуждением, то наша Россия, страна наша выросла бы в страшно-страшно серьёзную величину, в страшно великую державу! Передумать, осмыслить их - это ведь, дорогие девушки, тоже самое, что и стать Сократом, понимаете? Вы догадались, конечно, что это не моя мысль, чужая, но это не важно: я тоже так думаю, тоже! Главное: заставить людей перечитать, осмыслить, посмотреть на себя, на свою жизнь со стороны! Вот что! И это очень просто! Я думаю, что я сделаю, сделаю, что в моих силах! Понимаете?! Да?!
МОЛЧАНИЕ.
ИННА. (стукнула по клеёнке ладошкой.) Поняла я! Поняла я теперь тебя! Бей жидов, спасай Россию, правильно? Так, да?
Пауза.
АЛЕКСЕЙ. (растерянно.) Нет, нет, это совсем не то... Я ведь говорю про другое, совсем про другое, вы разве не поняли меня? Я - абсолютно про другое! О том, что нам всем нужно читать книги и думать над ними, думать о своей жизни... Ото так понятно! И ещё - любить, любить, понимаете, нет?
ОЛЬГА. Поняла я! Поняла!
ИННА. Ля-ля, тополя... А ну-ка, про любовь, расскажи давай, давай!
АЛЕКСЕЙ. Да, любовь! Обязательно любовь! А теперь пребывают сии три: Вера, Надежда, Любовь, но Любовь из них больше! Так сказано в Библии, вы, конечно же, помните? Любовь - это всё! Она прежде всего! А вам открою страшную тайну, девушки! Страшную, страшную...
ИННА. Ой, не пугай нас... Ты не этот, случаем, как его... не людоед, нет?
АЛЕКСЕЙ. Нет, нет, я совсем другое! Тайна сия велика есть! У меня есть цель жизни, должен я вам сообщить, да, да! А пишу огромный роман! Огромный по замыслу, философии, обобщению! Ог-ром-ный! Чудовищно огромный! Он всё и всех потрясёт! Он переделает людей! Он всех нас перестроит! Потрясёт! Заставит думать! Вы все изменитесь, когда прочтёте его! Я работаю над ним вот уже много лет, лишаю себя личной жизни, чтобы сделать свой роман настоящим, великим, понимаете? Я сейчас! Я вам прочту последнюю главу! Секундочку! Одну только секундочку!
Побежал в свою комнату, роется в бумагах.
ИННА. Голова у него как вари-и-ит... А с виду - надавыш. Хрупкенький такой. Мальчик в очках. У меня в очках ни одного ещё не было. Захмелел быстро, давай всякую всячину собирать, молоть... Ты, правда, поняла что-то?
ОЛЬГА. (с жаром.) Поняла всё!
ИННА. Ой, врёшь, умница моя... Споём, давай, сестрица? Помнишь, как раньше по вечерам мы с тобой пели складно так, а? Душа песни просит!
Запела и заплакала с первой же строчки:
«Там вдали за рекой зажигались огни-и-и. В небе ясном заря догорала-а-а!! Сотня юных бойцо-ов! Из будённовских войск! На разведку в поля поскакала-а-а!!!!...»
Прибегает Алексей. Инна машет на него руками, пробует петь дальше, но Алексей перебивает её.
АЛЕКСЕЙ. Сейчас, сейчас... Девушки, я нашёл это место!
ИННА. Да дай допоём!
АЛЕКСЕЙ. Нет, нет, нужно скорее, пока я не передумал! Я обычно никогда, никогда никому не читаю! (Лихорадочно листает страницы.)
ИННА. (кисло, глядя на Ольгу.) А может, анекдоты лучше, а? Какие-нибудь свежие, столичные? У тебя там не записано, случаем? Давай, я первая начну? Одна сволочь в автобусе рассказала! Три бабы встречаются, одна говорит: «Что это у моего Васи яички холодные?»
ОЛЬГА. Да тихо ты, перестань, мешаешь человеку, мешаешь!
ИННА. (не слушая Ольгу.) Ну вот. Вторая тоже: «И у моего Пети яички холодные! « А третья промолчала. На второй день встретились, третья баба приходит вся в синяках. Говорит: «Пошла к мужику своему, потрогала и говорю: «У Васи и Пети яички холодные, а у тебя тёплые!»...
АЛЕКСЕЙ. Нет, нет, постойте! Что вы такое говорите?! Погодите! Пожалуйста! Потом!! Слушайте, слушайте меня! Скорее! Итак!!!!!!!
Встал, взмахнул руками, собрался читать. Внезапно в стены кухни застучали. Глухие сильные удары, крики.
ИННА. (прислушалась, вскочила.) Говорила же вам! Говорила! Передавали по радио! А вы - умер, умер! Живой, живой! Сейчас начнётся! Слава тебе, Господи! Спасибо тебе, Господи! Началось! Землетрясение! Катастрофа! Конец света! Ура! Дожили! Ура-а-а-а! Дождались! Ура! Ура! Ура!!!!
Пауза. В соседней квартире вопли. Стучат в стену. Женский голос: «Помогите, люди! Убивают, караул! Помогите! Спасите! Ай! Ой! Горе! Помогите! Караул!!!!»...
ОЛЬГА. Да сядь ты, сядь... Нашла себе землетрясение...
ИННА. (прислушалась, вздохнула горько, села.) Ошибочка вышла... Музыка Чайковского, а я уж подумала: пришёл нам всем... Жалко. Не слышит Бог мои молитвы...
АЛЕКСЕЙ. Послушайте, это что? Что такое? В чём дело? Не понимаю? Почему это? Что? Что происходит?


__________________
Если б знали вы, как мне дороги....

Old Post 21-09-2006 17:34 инфо об авторе | жалоба | IP: Записан | редактировать | ОТВЕТИТЬ и ЦИТИРОВАТЬ
Время GMT. Текущее время 21:40.   
Страниц (11): « Первая ... « 5 6 [7] 8 9 » | ... Последняя »  

Версия для Печати Отправить страницу на Email Подписаться на Тему
Перейти на:
Оценить эту тему:
 
ПОИСК ПО ФОРУМУ | НАСТРОЙКИ | РЕГИСТРАЦИЯ | СОБЫТИЯ | УЧАСТНИКИ | ВЫХОД | admin