Анджей Вайда, обратившись к "Бесам" Федора Достоевского, пытается вывести формулу терроризма, исследовать симптомы чумы третьего тысячелетия

Вспомним: первая постановка «Бесов» была осуществлена Вайдой тридцать лет назад с польскими артистами. Для московского дебюта он вновь избрал старую инсценировку Камю, которая, если следовать ей буквально, сводит роман к «сценам из провинциальной жизни», сохраняя сюжет, уплощает смысл.

Репетиционный процесс занял полтора месяца. За это время артистам «Современника» (в спектакле по большей части заняты молодые) не удалось даже приблизиться к степени сложности, хоть как-то родственной автору. Не сравниваю, лишь отмечаю: Лев Додин и коллектив Малого драматического, театра Европы, работал над своим вариантом «Бесов» больше двух лет...

В итоге «Бесы» на сцене «Современника» получились добросовестной, не без признаков театральной культуры работой, где почти вовсе не ощутимо...присутствие Достоевского. Книга раскрылась, не пропустив авторов спектакля дальше страниц — в «бесовский» космос идей и страстей.

Режиссура — концентрация понимания, а происходящее странным образом стерто, лишено авторской логики. Глядя на сцену в течение трех с лишним часов, зритель, не знакомый с романом в деталях, может и не понять, из-за чего происходит убийство Шатова; каким образом Верховенский-младший достиг своего влияния; почему застрелился Кириллов и повесился Ставрогин. Идеология «нечаевщины», философия самоубийства и богоборчества, сам механизм воспроизводства «бесовщины» в спектакле остаются «за кадром».

Об актерских работах исчерпывающе высказался в антракте один литературовед, заметив: главные герои выглядят до изумления второстепенными. В первую очередь это относится к Ставрогину (Владиславу Ветрову) и Верховенскому (Александру Хованскому). Труднее всего имитировать внутреннюю значительность, если ею не обладаешь. Меж тем без этого — без доли магии, без помрачающей умы энергии и некоей таинственной масштабности — непонятны и необъяснимы центральные фигуры «Бесов».

Неточна уже первая сцена — пролог спектакля, в котором звучит страшная исповедь Ставрогина. История Матреши, которая должна стать камертоном происходящего, мерой внутренней дрожи и внешних потрясений, рассказана прямолинейно, безлично, «деревянно». Ветров-Ставрогин в самом деле кажется «бездушной восковой фигурой» — пустой, полой... Ольга Дроздова (Лизавета) и Елена Корикова (Даша) ни фальшивыми интонациями, ни манерами не походят на барышень ХIХ века, тем более на барышень, написанных Достоевским, для которых переходы от исступления к смирению, от отчаяния к надежде — естественная кардиограмма чувств. Исключение — Сергей Гармаш в роли Лебядкина (острый рисунок, острый характер) и Елена Яковлева в роли юродивой хромоножки Лебядкиной.

...«Бесы» полны ужасных событий — убийств, самоубийств, душевных крушений. Но нет пока в спектакле ни единого мига, когда зал бы сострадал или содрогался. Нам ни на секунду не дают забыть: мы в театре, и все «понарошку».

Меж тем нечистая сила на сцене присутствует: сценограф Кристина Захватович одела людей, осуществляющих перестройку декораций, в черный атлас, глухие капюшоны. Фигуры без лиц, их функция — убирать, утаскивать. Должны бы выглядеть зловеще, а выглядят детски наивно. И приходится вспомнить сказанное в романе: нельзя сделать рагу из зайца без зайца...