Катерина закурила не от хорошей жизни

И почему люди не летают, как птицы? – думаешь, глядя на отдельные особи в жизни. Режиссер Нина Чусова, занимающая первую строчку в списке молодых, устроила в «Современнике» такие полеты, что не каждый узнает в них «Грозу» Островского. Премьера классической пьесы назначена на завтра. На предпремьерном прогоне побывал обозреватель «МК» и понял, что Чусова в очередной раз оправдает сове театральное прозвище «чума».

Чума начинается с первой же минуты, как открывается занавес, за которым огромный, в четыре этажа, дом в разрезе. Переходы, крутые лестницы по всему периметру. А по лестницам в разных направлениях, вверх и вниз движутся фигуры в сарафанах, поддевках, но явно не исторического характера.

Дальше – больше. Жестокая Кабаниха смотрится училкой в очочках в окружении таких же очкариков, с трепетом внимающих ее словам. А она с книгой на вытянутых руках читает:

•  Если жена в отсутствие мужа…Если муж, который своей жене…

А сверху – гур-гур-гур. Это голуби в здоровенных клетках. Клеток – четыре: одна, большая, высоко на авансцене, три другие – под колосниками на заднике. Голуби в них – настоящие: белые, сизокрылые… Их в «Современник» привозит один голубятник. Разумеется, не бескорыстно – теперь пернатые на театральном довольствии.

•  Скоро у нас не театр, а цирк будет, - смеется Галина Волчек, которая пришла на прогон. – Собака у нас уже есть (имеется в виду овчарка в «Трех товарищах». – М.Р.), теперь вот птицы…

•  И почему люди не летают, как птицы? – выступает вперед Катерина и – хлоп на пол, выгнулась, покатилась. Стоп! Как? Знаменитый прощальный монолог героини уже в начале? Да, Чусова его перебросила из второго акта в первый. Более того, сделала из Катерины, мужниной жены, весьма дерзкую особу. Особа в кудрях, модном прикиде, курит и угловато двигается по жизни, выставляя ногу от бедра. Да, не от хорошей жизни девка закурила. Ну очень радикально, если не сказать нагло. И Кабаниха, как и строптивая ее невестка, нет-нет да и затянется сигареткой.

Парочка, судя по всему, не сладкая, но однозначно звездная. Яковлева – Кабаниха, а Хаматова – Катерина, в мужском окружении: Владислав Ветров (Дикой), Александр Олешко (Кулигин), Дмитрий Жамойда (Кудряш). У одной наигранное фарисейство с железной хваткой и волей, материнское помешательство, у другой – такие эмоциональные перепады от тинейджерской угловатости до пронзительной, голубой нежности.

•  Катерина – как кактус у меня. Колючий, но очень красивый цветок, - скажет Чусова в антракте. Сейчас же она смотрит свое произведение из зала в лучших традициях женской режиссуры «Современника». А именно – синхронно повторяет текст за артистами, охает, переживает и вдруг как закричит. Режиссерский экстаз приходится на очень опасную сцену, когда Катерина на самом верху как будто срывается, ухватившись только за лонжу, как воздушная гимнастка. Она только что по проволоке не ходит.

•  А артистка застрахована?

•  Да, застрахована, - отвечают мне в темноте.

Чусовская «Гроза» наэлектризована и очень пластична. Во всяком случае, глядя на Чулпан с мужем Тихоном (Максим Разуваев) и влюбленным Борисом (Юрий Колокольников), можно утверждать, что перед нами танго – знойное, сумасшедшее и очень грозовое.

Антракт. Объявили 15 минут, но антракт затягивается.

•  Нина, почему «Гроза»?

•  Очень люблю это слово, - говорит режиссер, и мне кажется, что в глазах у нее прыгают молнии. – Это не в чистом виде гроза, а фантазии на тему пьесы Островского.

•  Круто ты с ним – с ног на голову поставила.

•  Нет, я его перемонтировала, добавила текст из домостроевской литературы и монолог Снегурочки перед смертью – тоже из Островского. Вот еще приживалки в сарафанах – это Дуняшки (Рашкина, Фролова, Романченко) – некий собирательный образ. И никаких бубликов, чаев. Здесь люди в состоянии грозы, понимаешь? Со всеми что-то происходит.

•  А почему в очках?

•  Наверное, чтобы лучше видели.

•  В таком случае можно и слуховой аппарат, чтобы лучше слышали, - говорю я, пока за кулисами налаживают агрегат под названием «дождь-град». Вообще техника и оформление сцены особая статья спектакля. Сказать, что в «Грозе» шикарная декорация – ничего не сказать. Она – сумасшедшая. И это сценографическое сумасшествие весит 12 тонн, собирается за сутки. Здесь все в одном «флаконе» - и функциональность, и мистика, и особое необъяснимое волнение, которое бывает только перед грозой. Автор – архитектор Александр Бродский – он единственный новичок в чусовской команде. Остальные – старенькие: костюмы Павла Каплевича, музыка Владимира Панкова, свет Сергея Мартынова.

•  Для меня «Гроза» - очень мистическая пьеса, - говорит Чусова перед тем, как убежать на сцену. – Вот вчера «дождь-град» не работал. Сидели, ждали, смеялись: «Наверное, на улице дождь». А кто-то приходит и говорит: «Да вы знаете, что на улице делается? Там дождь. И гроза!»

Второй акт. Завораживающее танго любви сменяет танец – даже страшно произнести – наверное, смерти. Но у Чусовой и ее артистов это имеет эффектный чумовой вид. Здесь люди летают и улетают, как птицы.