Современник"
представил свой вариант
трагедии Шиллера "Мария
Стюарт
ЛИТОВСКИЙ режиссер Римас
Туминас, пару лет назад очаровавший
московскую публику постановкой
лермонтовского "Маскарада", в
один миг приобрел и любовь, и славу.
"Маскарад" - пьеса коварная.
Сценической интерпретации
поддается трудно. Туминас перенес
действие из ампирных комнат
николаевской эпохи на площади и
улицы темного, метельного
Петербурга, и все получилось.
Метафора ясная и лаконичная -
снежный ком, все возрастающий под
безумство хачатуряновского вальса -
сработала. Литовец Туминас открыл
русским их великого и непонятого
Лермонтова.
Метафоры - мощные и
глубокие - главный козырь литовских
мастеров. Их вызывает к жизни
законодатель и алхимик литовской
режиссуры Эймунтас Някрошюс. В
одном его "Гамлете",
триумфально прошедшем в Москве года
три назад, их столько, что хватит еще
на множество постановок. Римас
Туминас этим фактом зачем-то
воспользовался.
"Играем... Шиллера" -
сборник цитат, антология образов,
классификация метафор Някрошюса.
Вода, стекло, овечьи шкуры,
черно-белый колорит, камни и даже
стриженые головы обеих королев - все
родом из "Гамлета". А
ненякрошюсовские образы слабы и
непервостепенны. Иногда красивы,
как надменная стать Марины Нееловой
(Елизавета) в сцене свидания с
растрепанной, размазанной по полу
Марией (Елена Яковлева). Иногда
остроумны, как деловое
выпроваживание прочь из Англии
французского посла методом
привязывания к его длинным рукам,
выделывающим галантные жесты,
увесистых булыжников. Но силы в них
мало.
Постановка Туминаса до
основания растворилась в образной
системе Някрошюса. Дуэт двух актрис
- Нееловой и Яковлевой, не будь
режиссер под таким странным для
зрелого художника влиянием мастера,
мог бы вырасти в трагедию, сродни
древнегреческой. Явить темную
стихию женской души, с которой не
совладать всем графам, лордам,
посланникам и прочим мужчинам.
Елизавета и Мария - меняясь
состояниями, когда одна
величественно сдержанна, другая
бьется в истерике, одна в черном,
другая в белом - друг для друга как
раковая опухоль. Неизлечимы,
неотделимы и обречены на вечные
мучения. Неелова и Яковлева
довольно убедительно представляют
трагедию царственного непокоя
сестер, соперниц и королев. Но
Туминас не слишком
сосредоточивается на дьявольских
мучениях и душевных вывихах
царственных особ. Подражая
Някрошюсу, он стремится выстроить
глобальную картину мира. Но она
получается срисованной. И как
главная часть декорации спектакля -
жерло доменной печи с крюком
посередине - условной и невнятной.
Туминасу удались
торжественные выходы. Ветры и
сквозняки дворца Елизаветы. Ее
монолог при подписании смертного
приговора - монотонный механический
срыв голоса, закованное в парадное
золотое платье тело, руки,
поддерживаемые стальными
стержнями, долгий скрип пера и
сомнительное облегчение:
"подпись - это еще не казнь".
Процессия, несущая отрубленную
голову Марии. И финал - странные
полуюродивые люди остервенело,
вопреки бесчинствующим ветрам,
скребут веслами по полу, что,
вероятно, символизирует тщету
жизни. Но связь этой не новой
метафоры с только что сыгранным
спектаклем можно вычислить только
математически.