«Уйди-уйди», театр «Современник».
Автор и постановщик — Николай Коляда.
Сценография и костюмы Владимира
Кравцева
Опыты, когда драматурга приглашают
ставить собственную пьесу, редко бывают
удачными. «Редко» - это еще мягко сказано,
практически никогда. В принципе успех
возможен, если приглашающая сторона
профессиональна сама по себе, то есть
наличествуют хорошие актеры и
талантливый худрук, от которого новичок
в случае чего может ожидать дельного
совета. «Современник» располагает и тем,
и другим, и потому, скажем, Александр
Галин несколько лет назад прекрасно
справился на этой сцене со своей «Аномалией»
(для сравнения — посмотрели бы вы на
совершенно позорную галинскую работу в
калягинском Et cetera). Но и тут не исключены
проколы: «Аккомпаниатор» того же автора
в том же «Современнике» был уже с «Аномалией»
не сравним - ни по силе, ни по искренности,
ни по мастерству.
Тем не менее Галина Волчек
продолжает рисковать. На сей раз она
доверилась Николаю Коляде. Как всякий
мужчина, он, конечно, мог обмануть. Мог,
но не стал. «Уйди-уйди» — прекрасный
спектакль, несмотря на то, что сделан по
пьесе далеко не первой свежести.
Кто обычно дергается от Коляды — а
таких много, — непременно дернутся и по
поводу «Уйди-уйди». Премьерный зал, как
всегда в «Современнике», бомондный и
представительный, четко обозначил
ватерлинию: задние, «демократические»
ряды реагировали на происходящее с
плохо скрываемым энтузиазмом, первые
сидели в слегка скандализованном
молчании. Да, Коляда любит вульгарных
персонажей и грубые слова. Однако
ханжествующим дамочкам и эстетствующим
снобам только кажется, что
екатеринбургский драматург низок. На
самом деле Коляда значительно выше их
понимания, а они просто разглядывают
облако в луже, не догадываясь поднять
глаза на оригинал...
Типичная российская семья — избыток
женщин (четыре поколения) и острый
дефицит мужиков. Скандалы, даже драки.
Пьянство, фобии, совковые предрассудки в
головах. Из-под колосников падают
крупные капли, вся сцена заставлена
пошлыми трехлитровыми банками.
Благодаря вечной сырости - комары.
Невзирая на перманентный потоп — мыши. В
дальнем верхнем углу — индифферентные,
слепые, потрескавшиеся образа. Место
действия - разглубинная глубинка,
Тмутаракань, Гнилые Выселки рядом с
энным военным городком.
И попадает в это бабье царство то ли
аферист, то ли авантюрист, то ли
алиментщик. Неприкаянный, слегка
чокнутый тип, поначалу сильно вешающий
лапшу на женские уши относительно своей
прикаянности. Мол, семь комнат в
Краснодарском крае, веранда, увитая
виноградом, служба в «отделе по развитию»,
частые командировки и тэ пэ. Далее
Краснодарский край фигурирует в общей
беседе, примерно как райские кущи,
недаром главная героиня — Людмила
Ромашкина (Елена Яковлева), чтобы
определить рубеж новой жизни,
пользуется выражением «отойти в мир
иной».
Ради соответствия и вероятного выезда
на ПМЖ в Краснодарский край Валентину (Валентин
Гафт) предлагается встречный набор
семейных легенд — о домашних традициях,
муже-герое и примерной дочке. С обеих
сторон мифы настолько липовые, что
развенчивать их не стоит труда — сами
рассыпаются ко второму акту. Тогда же
облетают золоченые нейлоновые рюши с
Яковлевой, и теряет свой хипповый прикид
(бандан, черные очки, серьга в ухе)
молодящийся скиталец - Гафт. Оба теперь в
домашнем затрапезе.
Первый акт и написан, и поставлен, и
сыгран сумбурно. Слишком много
фонограммных шлягеров и солдатских
песен-плясок. Говор Яковлевой чересчур
утрирован под Рину Зеленую в «Весне» или
«Подкидыше». Гафт в длиннокосматом
парике отпугивающе экстравагантен,
пухлая дочка (Ульяна Лаптева) груба,
толста и только, ее дружок-дембель (Олег
Феоктистов) старательно косит под
идиота... Зато второй (в смысле - акт)
сделан, как статуэтка работы большого
мастера, - изящно, мощно, одним движением.
Ни убавить ни прибавить. Убавить,
впрочем, можно было бы голые солдатские
зады: во-первых, после додинского «Чевенгура»
прием смотрится явным эпигонством, во-вторых,
не на эту ли красоту сбежались в зал «Современника»
видные представители голубой
театральной общественности?..
Второй акт «Уйди-уйди» - ответ всем,
кого прельщает модный и удобный имидж
профессора Преображенского. Профессор,
конечно, прав, но только в том случае,
если Шариков, он же Клим Чугункин, не
выходит за пределы двумерности. Стоит
осознать, что плоских людей на свете не
бывает, и обаятельная позиция Филиппа
Филипповича рушится на глазах.
Персонажи Коляды, как в бронежилет,
закованы в толстенную шершавую скорлупу,
но автору не лень расковыривать верхний
слой в поисках сердцевины. И сердцевина
эта, по его утверждению, нежна, тонка и
уязвима.
Выразительным, остроумным,
парадоксальным колядовским языком («У
нас два месяца холод, остальное зима», «Если
бы не эта жизнь, разве бы они так жили?»)
каждый говорит о своем самом главном:
Валентин - о стремительно уходящей жизни,
Людмила - об отчаянном беззащитном
одиночестве, дочка - о настоящей любви и
о мужиках, которые «счастье на яичницу
поменяли», солдат - о любви клочке.
Четыре замечательные актерские работы.
Четыре едва ли не святых человека. Если
временами и падшие, то все равно ангелы.
Потому что существовать в России, где
жизнь лупит по людям, как установка «Град»,
и при этом сохранить «человеческий
фактор», очень комично к месту и не к
месту Людмилой поминаемый, — значит
заслужить прижизненное вознесение на
небеса. Особенно, если речь идет о
женщинах.
И музыка в финале «Уйди-уйди» в отличие
от первого акта бьет в десятку «Прощание
славянки» уместно здесь не меньше, чем
на Казанском вокзале, когда, провожая
очередной грязный поезд и прерывая сон
пьяного подлавочного бомжа, эта
сумасшедшая мелодия уносит невесть куда
твою душу и вызывает на свет стыдную,
сладкую, ничем не объяснимую слезу.
Слезу гордости - не понятно за что. За
страну, на основных пространствах
которой по-прежнему невозможно жить. За
«человеческий фактор», к которому надо
пробиваться с киркой и лопатой. За
женщин, всегда готовых простить, и
мужчин, иногда способных это оценить. Ну
а в данном случае просто за театр «Современник».