ГРОЗА
По здравом размышлении кажется, что
спектакль Нины Чусовой опирается на хлипкую идею:
апологию русской женщины, которой не по себе среди
мелкотравчатых мужчин. Женщины в спектакле Чусовой,
безусловно, прекрасны во всех своих проявлениях, будь то
взвинченная любовь Кабановой — Елены Яковлевой
к сыну, удаль ее гулящей дочки, тем более прекрасна
безудержная страстность Катерины — Чулпан Хаматовой.
Мужчины в спектакле выглядят, мягко говоря,
не обаятельно. Но это мне подсказывает рассудок, а
в том-то и дело, что он к спектаклю
Чусовой плохо приложим. Можно тронуться, пытаясь объяснить,
почему Катерина курит в доме и сует бычки
в цветочный горшок, но при этом боится признаться
в своей связи с Борисом. Стесняется, что ли? Почему
любовь Кабановой к Тихону так отдает кровосмешением?
А куда, скажите, делись речка и обрыв? Единственное
объяснение чусовским выдумкам — та сумасшедшая
энергия, которой они наполнены, а энергия хоть
и эфемерная вещь, но ей сложно не верить:
она передается, как вирус, не спросясь. Классицистский
конфликт долга и чувства в этой «Грозе» представлен
конфликтом количества: просто чувства и чувства
безотчетного, безоглядного, жгучего — так что предмет,
вызывающий эти чувства, вроде как и значения
не имеет. Дико — но это факт. Не стыд,
не горечь, не разочарование, не попранная
любовь, не оскверненная чистота тянут эту Катерину
к реке. Она гибнет оттого, что этому сгустку энергии
не с кем вступить в резонанс. По идее,
кудрявой Катерине, какой ее играет Чулпан Хаматова,
хорошим партнером была бы батарейка «Энерджайзер». Она
на стенку лезет, буквально карабкается, едва
не срываясь, на возведенную в «Современнике»
архитектором Александром Бродским стенку — так Катерине
неймется в этом доме. У Яковлевой руки мелко
подрагивают, когда она вертит четки, — она еще той была
Катериной в молодости, недаром по-человечески монолог
«Отчего люди не летают, как птицы?» произносит именно она
(Хаматова говорит эти слова, шлепнувшись с лестницы).
Птицы, к слову, в спектакле есть — но тоже
не летают: в клетках под колосниками курлычут
голуби, и в голубятне, а не на обрыве
Катерина встречается с Борисом. Не птица, однако,
главный образ спектакля — бетонный каркас дома,
по которому вверх, все выше, выше, карабкается
в финале Катерина, словно не на шутку
раскачавшийся электрон, что рвется вон из кристаллической
решетки.
Елена КОВАЛЬСКАЯ, «Афиша», 20 мая 2004 года
|
|
|