По здравом размышлении кажется, что спектакль Нины Чусовой опирается на хлипкую идею: апологию русской женщины, которой не по себе среди мелкотравчатых мужчин. Женщины в спектакле Чусовой, безусловно, прекрасны во всех своих проявлениях, будь то взвинченная любовь Кабановой — Елены Яковлевой к сыну, удаль ее гулящей дочки, тем более прекрасна безудержная страстность Катерины — Чулпан Хаматовой. Мужчины в спектакле выглядят, мягко говоря, не обаятельно. Но это мне подсказывает рассудок, а в том-то и дело, что он к спектаклю Чусовой плохо приложим. Можно тронуться, пытаясь объяснить, почему Катерина курит в доме и сует бычки в цветочный горшок, но при этом боится признаться в своей связи с Борисом. Стесняется, что ли? Почему любовь Кабановой к Тихону так отдает кровосмешением? А куда, скажите, делись речка и обрыв? Единственное объяснение чусовским выдумкам — та сумасшедшая энергия, которой они наполнены, а энергия хоть и эфемерная вещь, но ей сложно не верить: она передается, как вирус, не спросясь. Классицистский конфликт долга и чувства в этой «Грозе» представлен конфликтом количества: просто чувства и чувства безотчетного, безоглядного, жгучего — так что предмет, вызывающий эти чувства, вроде как и значения не имеет. Дико — но это факт. Не стыд, не горечь, не разочарование, не попранная любовь, не оскверненная чистота тянут эту Катерину к реке. Она гибнет оттого, что этому сгустку энергии не с кем вступить в резонанс. По идее, кудрявой Катерине, какой ее играет Чулпан Хаматова, хорошим партнером была бы батарейка «Энерджайзер». Она на стенку лезет, буквально карабкается, едва не срываясь, на возведенную в «Современнике» архитектором Александром Бродским стенку — так Катерине неймется в этом доме. У Яковлевой руки мелко подрагивают, когда она вертит четки,  — она еще той была Катериной в молодости, недаром по-человечески монолог «Отчего люди не летают, как птицы?» произносит именно она (Хаматова говорит эти слова, шлепнувшись с лестницы). Птицы, к слову, в спектакле есть — но тоже не летают: в клетках под колосниками курлычут голуби, и в голубятне, а не на обрыве Катерина встречается с Борисом. Не птица, однако, главный образ спектакля — бетонный каркас дома, по которому вверх, все выше, выше, карабкается в финале Катерина, словно не на шутку раскачавшийся электрон, что рвется вон из кристаллической решетки.